Мария Сорокина - МАСА - пять месяцев в Израиле

Теперь мы шли по территории в какое-то другое здание. Остановились в зале ожидания, который минут за десять заполнился под завязку. Там было человек сорок. В новой очереди каждый получал на руки бумажную анкету, страниц на двадцать, и уходил ее заполнять.

Были люди, которые просто ждали, – позже я поняла, что они пришли повторно, их анкеты уже были у консулов. Большинство вокруг хотели на ПМЖ. Процедура для меня и для них была одинаковая.

Я от руки заполнила все то, что спрашивала анкета про меня и историю семьи, о которой я тогда не очень-то много знала, и снова встала в очередь. Теперь – на прием у консула. Прошел час или около того, меня позвали внутрь.

Консулом был мужчина лет тридцати. Выглядел доброжелательно. Он посмотрел стопку документов. Вид у него был удрученный.

– А еще что-нибудь у вас есть?

– А что нужно?

Я не понимала, в чем проблема. Он не объяснял, но посоветовал съездить в Красный Крест – возможно там есть справка об эвакуации прадедушки/бабушки во время войны. А также получить выписку из домовой книги.

Вышла я довольно оглушенная. Забила в телефон: «Красный Крест» – он был недалеко, на Китай-Городе. Были рабочие часы. Я доехала и заполнила заявление на запрос данных. О прадедушке и о бабушке. Мне сказали, что это займет три дня, потом надо приехать за результатом.

На идею о выписке из домовой книги мама рассказала, что жили бабушка с дедушкой в кооперативном доме на теперешнем Речном вокзале еще до того, как там появились современные улицы и адреса.

Хранятся ли те книги и где, было не ясно. Но если даже они были в теперешнем домоуправлении, путь выглядел так. Приехать физически, не зная часов работы. Поспрашивать прохожих около дома и узнать расположение и часы работы. Приехать во второй раз и узнать ситуацию. Тогда такая процедура показалась мне дикой. Я решила дождаться данных из Красного Креста.

Справку в Красном Кресте мне в самом деле выдали. О бабушке там данных не было, но были о прадедушке. Семен Сергеевич с указанием национальности (еврей) эвакуировался в Барнаул. Это было неожиданно. Как раз примерно в этот момент ракетные атаки остановились. Организаторы победно написали нам, что все ОК.

На вторую попытку я приехала со справкой и всем, что еще удалось найти: читбилетом бабушки, авторефератом к ее диссертации, распечаткой статьи из Википедии о прадедушке – оказалось, такая есть. Бабушкиной сумочкой и пудреницей.

Опять постояла в очереди перед открытием, подождала в очереди к консулу. Это был уже другой консул, и добрых чувств он не внушал. Документы его не впечатлили.

– Ну расскажите мне что-нибудь о ней. Кто она была, как жила, чем занималась?

Сухие сведения, которыми я владела, об образовании, браке и ребенке тоже не произвели впечатления. Я пыталась выяснить, что не так. Но в ответ получила только:

– Здесь пока не на что опереться.

Вот теперь я не знала, что делать. Было 23 августа. Две недели до старта программы. Организаторы требовали внести оставшуюся оплату и ничего не хотели слушать о моей визе. В их американской картине мира с визой ни у кого не возникало проблем. Они прямо говорили, что если я не внесу деньги, место мне не гарантируют.

Я уже остановила бизнес и всю свою жизнь в Москве. Настроилась поехать. Оставалась свадьба, а за ней – пустота, в которой я не представляла, что делать. Андрей послушал мой рассказ и написал пост в Facebook, где у него было много читателей. Дальше история начала становиться не очень реальной.

Отозвался наш добрый друг и сказал, что может помочь. У него были контакты в израильском консульстве по России. Он соединил меня через посредника с генеральным консулом. Посредник объяснил мне, в чем дело.

По внутреннему протоколу повторные документы для консулов – просто бумажки. Их интересуют только оригиналы. У меня оригинал был один – мамино свидетельство о рождении. Там национальность бабушки была исправлена. С «русская» на «еврейка». Документы с исправлениями (даже подтвержденными справками из загса) для консулов – такие же бумажки, как повторные документы.

Он спросил, где бабушка работала. Я ответила, что в педагогическом университете. Он – что мне нужно поехать в архив и достать ее личное дело.

Я бы поехала за личным делом сразу же, но завтра была свадьба. За пару недель до этого мы с Андреем прикинули список родных и близких друзей, которых точно хотели видеть, и у нас получилось 40 человек.