Анастасия Иванова: Северная Ведьма

Все занялись делом. Когда достаточно травы было собрано, Черников так же быстро оформил их в маленькие, словно из мультфильма, снопики.

– А теперь пойдемте во двор, – пригласил Иван Николаевич и отворил калитку. Не доходя до калитки примерно полпути, он остановился, положил на землю сумку и сказал:

– Здесь. Вадим, давайте дрова.

Из поднесенных Толстым дров Черников сложил небольшой четырехугольник, в середину накидал сухой травы таким образом, чтобы она заполнила все внутреннее пространство. Потом вынул из сумки модель трехмачтового корабля и без сожаления отломал все, что напоминало о том, что это был парусник: в руках у него остался только корпус.

– Что вы делаете! – ахнула Таисия. – Это же ваш любимый корабль… был…

– Ничего, Таечка, – утешил ее Черников. – Таких моделек сейчас пруд пруди. Достать можно. А возможности вам помочь, как сегодня, больше не будет. Не жалей.

Он положил корпус корабля на сделанное им костровище, сверху водрузил травяную куклу, головой на запад, к солнцу, висевшему в небе настолько низко, что нижний край багрового диска почти касался верхушек деревьев вдалеке. Потом расставил по углам костровища свои кукольные снопики травы.

– Андрей, подойдите ко мне, – обратился он к Климову. Когда тот подошел, Черников что-то быстро сказал ему на ухо и потребовал повторить. Климов пробубнил в ответ, и ученый довольно кивнул.

– Теперь Вадим, Тая, Ира, вставайте каждый к снопу,– скомандовал Иван Николаевич.– По моей команде каждый из вас подожжет ближайший к себе снопик и отойдет на безопасное расстояние. Вадим, пожалуйста, облейте дрова и снопы вашей жидкостью для розжига: нам нужен будет хороший, жаркий костер.

Наконец все приготовления были закончены.

–Русалка, царица, красная девица, не загуби душки, не дай удавиться, а мы тебе кланяемся, – звучным голосом произнес Черников.

На этот раз Ведьма появилась просто из воздуха: легкое облачко мгновенно загустело и превратилось в женщину, одетую так же, как утром на болоте, только простоволосую, с сияющими зеленоватым цветом белками глаз без зрачков. Она висела в воздухе, прямо над куклой, лежащей в корпусе корабля.

– Твою мать! – услышал Климов потрясенный шепот Толстого.

Ведьма оглядела присутствующих и широко улыбнулась. А через мгновение вдруг исчезла.

– Начинайте, – вполголоса сказал Климову Иван Николаевич.

Климов сделал шаг вперед, и начал говорить чуть дрожащим от волнения голосом:

– Провожаю тебя, Хозяйка, на сторонку закатную, из Яви в Навь, через речку Смородину да по Калинову мосту. Земля отпускает, небо принимает. Родители-покровители, что народили – к себе примите, простите и благословите.

Потом он подошел к костровищу и поджег его.

– Поджигаем снопы! – скомандовал Черников и поднес горящую спичку к своему. Потом передал коробок Толстому, тот – Таисии. Последней сноп подожгла Ира.

Пламя взметнулось вверх и неожиданно пять маленьких костров объединились в одну сплошную стену огня.

– Осторожнее! – закричал Иван Николаевич. – Назад!

Дальше все происходило, как в дурном сне: огонь, словно живое существо, начал какую-то неистовую, дьявольскую пляску вокруг кораблика с травяной куколкой. Всех, кто стоял поблизости, обдало обжигающей волной. Зачарованно Климов смотрел, не обращая внимания на жар, опаляющий лицо, как огонь перекинулся на избу священника и как за ее черный силуэт с вырывающимися из окон языками пламени опускалось все ниже красное, как кровь, солнце. Он обернулся и увидел, как огонь начал пожирать остальные дома, уничтожая останки Ковалевки.

– Бежим! – издалека донесся до него крик Толстого, но Климов не трогался с места: его заворожила огненная красота этого места. Он любовался танцем пламени на чернеющих старых бревнах, видел, как проваливается крыша старого дома священника, обнажая печную трубу, торчащую в небо, словно мачта тонущего корабля. Не замечая, что пожар полыхает уже вокруг него самого, Климов восхищенно смотрел на огонь и никак не мог оторваться. Вдруг пламя, словно по чьей-то команде, немного отступило, и в оранжево-желтом мареве проступила женская фигура. Постепенно приближаясь, она вышла из огня и оказалась той самой женщиной, которая была на болоте утром, только моложе и красивее. Глаза ее были такого же невероятного, глубокого синего цвета, как у Иры, но из-за вуали черных длинных ресниц смотрели они маняще и пронзительно, словно просвечивали насквозь. На ней была длинная, до пят, белоснежная рубаха без рукавов. Блестящие, цвета вороного крыла волосы струились по ее плечам, спускаясь до середины бедер, и Климов залюбовался ее совершенством, как будто она была не человеком, а античной богиней. Ни одна женщина, которую он когда-либо видел, не могла сравниться с нею, и в то же время в ней было что-то смутно знакомое, словно он когда-то знал ее, но забыл.