Финик глумливо фыркнул.
– Каждый свои бабки по-своему зарабатывает.
– Но ты прикинь, каким придурком надо быть, чтобы за гроши под дождем мерзнуть!
– Мы сейчас тоже не в тепле сидим. – Финик огляделся. – Вот туда и поставим бадью. В аккурат под краном.
– Хороший бетончик, я прям тащусь! Мне бы такой на фазенду.
– Забирай, разрешаю… Да брось ты эти каменюги! Не дзот строим, сойдет и без щебня.
Из бумажных мешков цемент с кряканьем вытряхнули в загончик. Перемешивая совковыми лопатами, довели раствор до нужной кондиции.
– Все, хорош! Готова каша манная.
Все тот же Варан, с готовностью подхватил ведерные дужки, и на Дмитрия пролилась вязкая цементная жижа.
– Как, корешок, нравится? Может, водички теплой добавить?
– Ты сено не жуй! С покойником языком трепать – плохая примета.
– Не знаю… Я лично был бы не против с этим голубком покалякать. Смотри, как зенками ворочает. Наверняка, есть что сказать. Может, освободим хавальник на минуту? Дадим последнее слово? Мы ведь, блин, тоже цивилизованные европейцы.
– Босс все сказал ясно, и нам его базар не нужен.
– Нам-то да, а если он, в натуре, от Уварова?
– Да хоть от ФСБ! Нам это по барабану…
Очередная порция раствора пролилась Харитонову на грудь. Дышать сразу стало труднее. С сопением Варан бегал от напарника к бадье, выплескивая на пленника ведро за ведром. Холодная вязкая жижа все ближе подбиралась к горлу. Но самое ужасное – Дмитрий явственно ощущал, что цемент начинает схватываться. И отчетливо представилось, как найдут его по утру перепуганные строители, как будут показывать в его сторону пальцами, покачивать головами. А потом подъедут ребята из «Кандагара», да не дай Бог, Диана примчится…
Дмитрий на секунду зажмурился, воочию увидев ее распахнутые в ужасе глаза, перекошенное лицо. А он будет лежать перед ними в таком вот идиотском виде – не застреленным героем и не бездыханным телом, а действительно подобием какой-то идиотской черепашки.
Картинка показалась столь непривлекательной, что он рефлекторно завозился в бадье. Часть цемента выплеснулась наружу, и тот же Варан немедленно встопорщился.
– Я что-то не въезжаю, ты чего это, браток? Мы в поте лица пашем, а ты нам ломово подбрасываешь?
– Да дай ты ему по шарабану – и дело с концом!
– Слышал, что корешок предлагает? Вот и не серчай. С нас, прикинь, качество требуют, а какое, к лешему, качество, когда ты тут все разбрызгиваешь?
В толстых руках лоточника мелькнула резиновая дубинка. Дмитрий мысленно зарычал. Ни увернуться, ни позвать на помощь не было никакой возможности. Удар был не столько сильным, сколько умелым, и третий раз за день Дмитрий оказался в полной отключке.
– Не насмерть хоть вырубил?
– Зачем же… Пусть фраерок помучится. Мы же не садюги какие. Минуток через десять очухается.
– Точно очухается?
– Зуб даю. Я на такие оборотки мастак. Любую шалаву в отруб посылаю – и в аккурат на нужное время.
– Это еще зачем?
– А ты догадайся.
– Хитер бобер!.. Ладно, на кране-то когда-нибудь работал?
– А с дачей-то кто хозяину помогал? Уже забыл?
– Тогда цепляй на крюк и поднимай его к лешему.
– Ща сделаем. Во удивится фрай, когда оклемается.
– Удивится, это точно.
Поднявшись по лестнице на кран, Варан, взломал нехитрый замок и включил питание. Система была несложной, и, скоренько оживив гигантскую стрелу, Варан опустил массивный крюк вниз. Финик подцепил бадью, замахал руками. Заработал двигатель, трос, влекущий бадью с Дмитрием, медленно поплыл вверх. Глядя ему вслед, Финик улыбнулся.
– Красиво взлетел, еханый бабай! Не хотел бы я так помереть…
***
Музыка продолжала играть зазывно-медлительное. Изящным движением стянув с себя узенькую полоску трусиков, дамочка на подиуме обвила гибким телом сверкающий шест, сжимая его ногами, встала на мостик. Чуть покачивая грудками, руками описала круг на полу. Танец, который миллионы иных танцовщиц на планете, исполняют с теми же ужимками и той же приклеенной к лицу улыбкой. Стриптиз по призванию тоже, вероятно, бывает, но чаще Лумарь наблюдал обратное. И в Европе, и в Америке, и здесь дамочки больше изображали чувство, нежели испытывали его в действительности. Встречались и такие, что люто ненавидели свою профессию, а через нее постепенно проникались и ненавистью ко всей публике. Феномен, о котором рассказывал Лумарю один покойный клиент. Перед тем, как всадить ему в лоб пулю, киллер провел с ним вечерок в одном из испанских борделей. И именно там покойник с воодушевлением поведал своему убийце о том, что, работая продолжительное время в клетках, стриптизерши начинают воспринимать публику, как зверей по ту сторону решетки.
Читать дальше