Марат Дроздов - Толчки

Все было спокойно до шестого урока.

По расписанию шестой, то есть последней, у нас была литература. Мы, как обычно, всем скопом, пришли на урок. Наш учитель, Рудольф Иннокентиевич, как всегда, разрешил войти еще до звонка. Кроме него так никто не делал. Мы расселись и класс наполнил привычный гомон, который всегда возникает, если ученикам в классе дать волю. Но вдруг, сквозь весь этот шум, я расслышал свое имя. Кто-то справа настойчиво пытался до меня докричаться. Я повернулся. Там сидел Денис и смотрел на меня с тем же, ухмыляющимся лицом, что было у него утром. Он сказал:

– Слушай, помоги мне, пожалуйста.

Он сказал это, не меняя выражения лица. Такой контраст еще больше уверил меня, что грядет что-то очень неприятное, но я все же ответил:

– С чем?

Он слегка качнул головой.

– Да тут один друг попросил для него стих написать…

Меня как ударили. У меня упало сердце от этой фразы. Так вот о чем они разговаривали с Дашей утром…

– Ты же у нас стихотворец, – и он, не выдержав, прыснул.

Изнутри меня разрывало. Разрывало чувство обиды и стыда. И злости. Злости не на Дениса, не на Дашу, а на себя самого. Злости за то, что за все свои прожитые на свете годы не научился разбираться в людях, что не научился судить о человеке не по внешности. А тем временем Денис, просмеявшись, краем глаза я увидел, что на нас глазеют уже несколько человек, продолжал:

– Как там у тебя было?

И он начал цитировать мой стишок:

– Твои глаза, как свет луны

Они так красотой полны

Очарованьем снабжены

Не зря они тебе даны!

Он произносил это с интонацией ветерана диспетчерской службы, чей голос к старости стал надтреснутым и слабым. На него смотрел уже весь класс. Когда он закончил, большая часть смотрящих засмеялась. Я опустил голову и закрыл глаза. Я чувствовал, как растворяюсь в этом смехе полностью. Все мои надежды на то, что мои стишки не так уж и плохи, рушились прямо на моих глазах.

– Рудольф Иннокентиевич, – вдруг крикнула Даша, перекрывая голосом всеобщий смех. – А какой это размер?

Я не видел их. Я положил правую руку на парту, а на нее опустил голову, не открывая глаз. В таком положении я их и слушал. Несколько секунд Рудольф Иннокентиевич не отвечал, потом сказал:

– Судя по тому, что я услышал, это ямб. Да, точно ямб. Денис, ты сам это написал?

Взрыв смеха.

– Нет, конечно!

Вздох облегчения.

– Очень хорошо, а то я уж испугался.

Новый взрыв смеха.

– Если ты начал писать стихи, то небо должно скоро не землю упасть!

Теперь засмеялся не только Денис.

– А если серьезно, чьё творение это было?

– А вон, его.

Я почувствовал, как на меня уставились все, кто был тогда в классе. Это продолжалось где-то с полминуты, потом, в тишине, прозвучал голос Рудольфа Иннокентиевича:

– Денис, это подло…

– А что я? – взвился Денис. – Это вон, она…

Послышался глухой удар. Денис охнул.

После этого воцарилось молчание.

Оно продолжалось, казалось, целую вечность. Тогда я не выдержал. Я поднял голову, не обращая внимания ни на кого, быстро сложил все вещи в сумку и выбежал из класса. В след мне донеслись слова Даши: «Ой, ой, ой, Вы только посмотрите – наша королева плачет!». Но этот крик потонул в реве звонка, призывающего всех идти на урок.

Надо смотреть еще раньше.

Возможно, все началось, когда я решил начать встречаться с Леной?

Скорее всего да…

Это, наверное, самая большая ошибка в моей жизни.

Все началось очень давно, три года назад. Тогда к нам в класс пришла новая девчонка. Вообще, надо сказать, что их пришло несколько – одна четыре года назад, другая три, а еще одна два года назад. Получается каждый год по новенькой. Но Лена была особенной. В ее внешности мало кто видел Джоконду и я не хочу сказать, что она была некрасивая, напротив, даже очень красивая, просто из моих знакомых никто к ней симпатии не проявлял. На самом деле я даже самому себе не признавался в том, что она мне нравится. Какая-то глубинная часть моего подсознания это понимала, но она была слишком глубоко, чтобы донести это до других. Так и таил я в себе тихую робкую симпатию к этой барышне. А она, подобно цветку, распускающемуся медленно, постепенно, хорошела с каждым годом. Так бы и продолжалось до окончания школы: она хорошеет, а я тихо наслаждаюсь ее созерцанием. Но в этом году что-то случилось. Я и сам не совсем понимаю, что именно, вот только я не мог больше скрывать свои чувства к этой особе. Я чувствовал, что еще чуть-чуть и меня просто разорвет.