Рудольф Распе - Приключения барона Мюнхгаузена

Могу сказать, что на сей раз я вышел из беды благополучно, но повторения не хотел бы. Никому не пожелаю встретить медведя, не имея оружия.

Судьба меня преследовала безжалостно: стоило оказаться безоружным, я непременно встречался с каким-либо опасным зверем, точно он угадывал это чутьём.

Так, неожиданно однажды бросился на меня в лесу огромный голодный волк. И, разумеется, у меня не оказалось оружия, однако я не растерялся: сунул ему в пасть кулак, да так глубоко, что у волка аж глаза повылазили.

Ну, и что дальше?

Положение пренеприятное.

Так стояли мы друг против друга. Глаза волка горели злобой: казалось, он только и ждал, чтобы я вынул руку, но я не сплоховал: засунул руку ещё глубже и вывернул волка наизнанку, как перчатку. Зверь тут же испустил дух.

Тогда всё обошлось, но как-то раз встретился я с бешеной собакой в узком переулке в Петербурге, и прибегнуть к этому приёму я не решился.

«Надо бежать», – подумал я и, чтобы было легче, сбросил меховой сюртук.

Вещь была дорогая, подбитая ценным мехом, – сам добыл его на охоте. Мне было его жаль, и я послал за ним слугу.

На следующий день меня страшно перепугал неистовый крик: «Господин барон, ваш сюртук взбесился!»

В ту минуту, как я вошёл в гардеробную, мне представилась такая картина: взбесившийся сюртук, покусанный бешеной собакой, трепал и рвал моё парадное платье. Мы со слугой с трудом привели всё в порядок.

Я всегда легко выходил из трудного положения и из-за счастливо сложившихся обстоятельств, которыми умел так находчиво пользоваться, и благодаря тому, что никогда не терял присутствия духа. Все перечисленные условия крайне необходимы тому, кто хочет быть хорошим охотником, воином или мореходом. Однако в высшей степени безрассудно поступит тот охотник, адмирал или полководец, который будет полагаться только лишь на свою счастливую звезду, личную храбрость и находчивость, а не позаботится приобрести необходимые познания, материальные средства и хорошее оружие, нужные для успеха начатого предприятия. Лично я такой упрёк в нерадении не заслужил. Лошади, собаки и всякого рода оружие были у меня самые лучшие. А моё искусство стрелять и дрессировать животных вызывало всеобщее удивление знатоков: могу смело заявить, не хвастаясь, что воспоминание обо мне как об охотнике долго будет жить в лесах, полях и лугах. Не стану затруднять внимание читателей подробным описанием моих конюшен, псарен и оружия, как любят это делать пустоголовые хвастуны, а расскажу мимоходом только про двух собак, которые так верно мне служили и были так хороши на охоте, что воспоминания о них прочно поселились в моей памяти.

Одна из них была легавая. Своим умом, неутомимостью и чутьём она вызывала общую зависть моих многочисленных приятелей-охотников. Я охотился с нею днём и ночью: когда становилось темно, вешал фонарь ей на хвост.

Как-то (это случилось вскоре после моей женитьбы) жена вздумала пойти со мной на охоту. Я поехал вперёд, чтобы поискать дичь, и скоро мой верный пёс поднял целую стаю куропаток. Стрелять без баронессы не хотелось: с минуты на минуту она должна была подъехать с моим адъютантом и грумом, – однако время шло, а их всё не было.

Сильно обеспокоенный её отсутствием, я повернул коня назад, и на полпути услышал тихие, жалобные стоны, которые раздавались, как мне показалось, недалеко от меня. Внимательно осмотревшись, я, как ни приглядывался, никого не увидел.

Я слез с лошади, приложил ухо к земле и понял, что стоны раздаются из-под земли, причём ясно различаются голоса жены, адъютанта и грума. Осмотревшись, неподалёку я заметил отверстие каменноугольной шахты. Не оставалось никаких сомнений, что они провалились в шахту.

Вскочив на лошадь, помчался я в ближайшую деревню за рудокопами, и те с большим трудом и спустя долгое время вытащили несчастных из глубокой девятнадцатисаженной шахты: сначала грума с лошадью, потом адъютанта и, наконец, мою жену и её турецкую лошадку.