Мария Дмитрова - Искусство обольщения

Макс никогда не учил ее жизни, не высказывался неодобрительно о ее друзьях, хотя в их компанию он почему-то не вписался, никогда не знал, что творится в мире, был равнодушен к спорту, охоте и рыбалке – традиционным мужским развлечениям.

Он был мил, смешил и развлекал ее, иногда подтрунивал, иногда сердил. С ним было увлекательно и празднично, но Нине казалось, что период дружеской симпатии слишком затянулся и вполне пора дать ей понять, что он хотел бы перейти на другой уровень отношений. Что он этого хотел, Нина не сомневалась. Однако Макс не предпринимал никаких действий в этом направлении. Одним словом, он не желал укладываться в привычную схему. Прикрепить к нему ярлычок и поместить в коллекцию своих обожателей никак не получалось.

Приехала мама. Нина сразу потащила ее в Пльзень. Ровно один день потребовался, чтобы рассказать и выслушать все новости. Потом началась бесконечная череда визитов с одними и теми же разговорами. Очень скоро Нина соскучилась и засобиралась назад, в Прагу. Мама ее не удерживала и, напутствовав своим обычным: «будь умницей», отпустила.

Нина сочла приличным послать Максу СМС-ку с известием, что она уже в Праге. Он тут же позвонил и обрадованным голосом сообщил, что скучает и очень рад ее возвращению.

Нина снова очутилась в захламленной мастерской. Стараясь не смотреть на писсуар, присела на краешек плетеного стула, предварительно смахнув с него воображаемую пыль, выпрямила спинку, чинно сложила ручки с безупречным маникюром на коленях.

Макс в это время затеял какую-то возню с разноцветными полотнищами, драпируя миленький диванчик, который совершенно не нуждался в том, чтобы его заваливали тряпьем. Напоследок, пристроив пару небольших подушек, он отошел на несколько шагов и, видимо, остался доволен результатом.

– Ложись, – скомандовал он, указав на диванчик.

Для позирования Нина надела длинное платье из тонкой шерсти с меховой отделкой благородного цвета индиго, который придавал загадочный оттенок ее черным волосам, а синие глаза делал бездонными. Лечь на сомнительные тряпки в таком шикарном платье было бы кощунством, о чем она и сообщила Максу.

– Кто сказал, что ты будешь в платье? – удивился он, – конечно, снимай его.

– Как…, снимай? – в свою очередь удивилась Нина, – ты хочешь сказать…

– Ну да, – нетерпеливо объяснил художник, – вся соль в игре разноцветных бликов на обнаженной коже. Я же не фотограф! Давай, снимай скорее! Приступим.

– Я отказываюсь, – с видом оскорбленной королевы заявила Нина.

– Отказываешься? – не понял Макс, – Как, отказываешься? Почему? Ну, прошу тебя, не упрямься. Нужно всего лишь побыть в неподвижной позе некоторое время…

– Ты не говорил, что побыть в неподвижной позе нужно будет голяком.

– Мне в голову не могло прийти, что это тебя смутит!

– А ты как думал! – возмутилась Нина, – я же не какая-нибудь шлюха!

Уговоры и протесты продолжились. Максу пришлось употребить всю свою выдержку, задействовать дар убеждения и красноречия, и все равно, удалось добиться лишь того, что Нина согласилась остаться в белоснежном кружевном комплекте белья.

– Но это же не реклама трусов, это портрет! – настаивал художник.

– Или так, или никак, – упорствовала натурщица.

Макс уступил. Во-первых, устал, во-вторых, для первого сеанса сойдет: наметить контуры, сделать черновой подмалевок можно и так.

Он помог ей устроиться на диванчике, поправил драпировки, велел не шевелиться и приступил…

– Нет, так не пойдет, – нахмурился он через какое-то время, – этот чертов белый забивает все цвета. Не годится. Не то! Вставай, разомнись!

Нина была рада, что сеанс прервался. Ей совершенно не понравилось позировать. Проклятый диван искусал ее своими злобными пружинами. Шевелиться нельзя, спина и бок затекли и одеревенели, в руках поселился целый муравейник. А глаза Максима ничего не выражают, ни искры чувств, хотя она лежит тут перед ним в одних трусах и лифчике, как яблоко на тарелке – бери и ешь. Уткнулся в свою картинку, и ничего не видит…

– Что, все? – с вызовом спросила она.

Макс не обращал на нее внимания и не отрывал взгляда от холста. Он выглядел недовольным, хмурил брови, качал головой, бормотал себе под нос и энергично что-то подмазывал на рисунке.

Нина встала и принялась одеваться. Ей было очень обидно. До того обидно, что хотелось послать непечатно этого зануду куда подальше вместе с его портретом, и убежать из пыльного сарая на свежий воздух. Туда, где все просто и понятно, где не надоедают стихами, где веселятся с друзьями в клубах, где не вешают стремные фотографии на стены, где, наконец, мужчины с любовью смотрят на женщин, а не на кусок холста! С нее хватит, она уходит. Она схватила платье.