Мария Дмитрова - Искусство обольщения

– Прошу, – пригласил он, – не морочь девочке голову, лучше поставь нам свои работы. Он, знаешь ли, такой трудяга, сутки напролет все работает, работает…

«Так вот почему он пропадал так надолго, – осенило Нину, – он рисовал!»

Она почувствовала, что ее охватывает радость. Тревоги и подозрение в пренебрежении к собственной персоне – обычная бабская ревность и глупость, Максим действительно был занят.

Он расставлял полотна на всех подходящих для этого поверхностях. Нина настроилась на эстетическое удовольствие.

На картинах – Прага, это понятно. Но что же это за Прага? Загибающиеся дома, торчащие во все стороны статуи, Карлов мост с треугольными волнорезами уходит в небо, попутно расчесывая реку, Костел святого Витта с завязанными в узел башнями, беспорядочные пятна, совершенно не монтирующиеся друг с другом линии. Такое впечатление, что все это рисовал ребенок, впервые взявший в руки краски. А это что? На Старомесский Орлой, вырисовывающийся из постепенно густеющей тени, карабкается черная пантера, ей никак не удается добраться до вершины, несмотря на старания каких-то омерзительных существ, подсаживающих ее сзади. Сразу и не разобрать, что к чему, композиция складывается из пятен, без обдумывания не читается. У пантеры – женское лицо, и оно возмутительным образом напоминает ее собственное!

– А это что? – строго спросила она.

– Это темная сторона души города, – ответил Макс, – именно эта работа, на мой взгляд, самая красноречивая.

– Да, – согласился гений, – производит впечатление: пульсирующая, живая. Чувствуется эдакая порочная энергия!

– Минуточку, – вмешалась Нина, которой совершенно не нравился этот разговор, – а почему она похожа на меня?

Художники, одновременно сдвинув брови, посмотрели сначала на Нину, потом на пантеру, потом опять на Нину, а потом уставились друг на друга. Макс выглядел сконфуженным.

– Ну, в чем дело-то? – стервозным тоном осведомилась девушка, – темная сторона души города с моим лицом! Что за шутки?

– А что? – ни с того, ни с сего вдруг развеселился гений, – и правда похожа!

– Это вышло случайно, – наконец объяснился Макс, – понимаешь, я работал не с натуры, что подсознание подкинуло, то и нарисовалось.

Нина обиженно молчала.

– Я, кажется, догадываюсь, – вмешался Артем, которого очень забавляла эта история, – тебе не на что обижаться, милая, вот, смотри.

Он достал с полки несколько папок и, не обращая внимания на протесты друга, продемонстрировал целую кипу карандашных зарисовок: всюду она, Нина. Улыбается, хмурится, смеется, удивляется…

– Он просто слишком часто изображал одну натуру, – примирительно заключил Артем, – тебя. Вот и получилось, что получилось. Знаешь, дружище, – обратился он к Максу, – тебе не следует распылять эти наработки. Почему бы не написать портрет? Только попробуй в более традиционной манере.

Однако работу над портретом пришлось отложить. Нина, обрадованная открытием (Макс ее рисует!) и польщенная предложением, была готова начать позировать хоть сию минуту. Но художник почему-то тянул и откладывал. Через какое-то время он позвонил с сообщением, что «созрел». Нина, недовольная промедлением, заявила, что теперь не может она, потому что должна встретить маму и съездить с ней в Пльзень. Марина действительно собиралась выехать в Чехию. Она совершенно не настаивала, чтобы дочь сопровождала ее, было вполне достаточно провести вместе пару дней в Праге, но Нина заявила, что соскучилась, и, ни в коем случае не отпустит маму от себя. На самом деле до счастливого события оставалось еще больше недели, а Нина отказалась позировать из чистой вредности, желая показать Максу, что не он будет распоряжаться ее временем, и что она не станет бежать к нему по первому зову, забросив все дела, когда ему заблагорассудится.

Таким образом, пришлось держать марку и делать вид, что она безумно занята. Правда Нина совсем не скучала, переключившись на привычные развлечения: прогулки по магазинам, посиделки с подругами и посещения ночных клубов.

Макс клубы не жаловал. Нине ни разу не удалось затащить его туда. Царившее там веселье наводило на него скуку. Как он говорил, для того, чтобы напиться, ему достаточно интересного собеседника и бутылки, а весь этот буржуйский антураж и грохот только отвлекают от процесса. Объяснять, что там не напиваются, а интересно проводят время, было бесполезно. Обижаться и канючить, тем более. Не помогли и осторожные намеки на то, что раз уж он отказывается ее сопровождать, то она сама найдет себе компанию. На что он совершенно искренне пожелал ей хорошо повеселиться. Вообще, Макс был странный: он не восхищался ее красотой, не обрывал телефон, не дарил охапками цветы, не назначал свидания каждый вечер, не выказывал ревности, когда она «неосторожно» проговаривалась о своем успехе у противоположного пола.