Станислав Малозёмов - Всю жизнь я верил только в электричество

Мы разделись. Бросили все свои шмотки на песок и пошли в воду.

– Поплыли! – приказал дядя и нырнул. Голова его появилась над водой метров через двадцать. Я тоже нырнул и ничего не понял. Что-то подняло меня обратно на поверхность, хотя нырять я умел не хуже любого взрослого.

– А!! – заржал дядя мой весело и беззлобно.– Он же нырять-то не могёт. Или лёгкий такой, не ел давно ничего! Ну, тогда хоть плыви как щепка, доски огрызок.

Я поплыл и тоже не мог уловить, что со мной происходит. Я понимал, что плыву, но при этом не трачу никаких усилий. Отмахал руками всего раз по десять каждой, а проплыл столько, будто сделал не менее сотни гребков.

– Теперь просто лежи на воде. Руки-ноги в стороны, и лежи.

Я лег, не набирая воздуха и не шевелясь. Снизу что-то поддерживало меня. Я опустил руку, проверил. Ничего внизу не было.

– Это соленая вода!– крикнул дядя Вася. – В соленой любой предмет легче становится в десять раз. Ты сейчас вообще граммов сто весишь. А я килограмм. Но и килограмм в воде должен потонуть. Правильно? А я вроде как шина, надутая воздухом. Тот же килограмм, но утонуть уже не может.

– Что, совсем нельзя никак потонуть в море?– я так удивился, что вообще забыл про воду, в которой лежал как на пружинной кровати.

– Потонуть и в луже можно, – дядя Вася подплыл ко мне. – Но плавать в соленой воде без затраты сил полегче в сто раз, чем на реке. Привыкай. Поплаваем ещё.

Прошло полчаса, а я всё никак не мог объяснить для себя, почему морская вода не забирает меня ко дну, а выталкивает на поверхность.

Это настолько поразило меня, так озадачило, что я решил потом, в городе уже, найти книжку, в которой можно выяснить необъяснимое сейчас. Я мысленно зафиксировал в голове купание в Каспийском море как очередное чудо. И это чувство не покидало меня ни в воде, где мы бултыхались без напряга минут сорок, ни потом на берегу. Я вышел из воды после дяди , оделся и вдруг до меня дошло, что я ещё и не замерз, ко всему, ни капельки.

С озадаченным лицом я долго ещё стоял на берегу, глядел на море, но уже без того восторженного оцепенения, которое сковало меня на Арале. Безбрежность водного простора не стала обыденной для меня после Арала, а вот на Каспийском море это случилось. Или закономерно произошло. Ведь привык же я быстро к тому, что степь и пустыня сливаются с горизонтом, но далеко не в самом конце своих просторов.

– Эй, Славка, иди ко мне!– Дядя Лёня стоял чуть дальше по берегу, в траве возле воды, из которой рос плотный, шевелящийся от легкого ветерка с моря камыш.– Бегом давай. Бегом, говорю, мля!

Я понесся к нему, подминая под себя высоченную, по грудь мне, мягкую шелковую траву. Потом вылетел на протоптанную дорожку, которая спускалась прямо к дяде Лёне. Подбежал, убрал язык с плеча, говоря образно и не отдышался, а сразу спросил торопливо:

– А тут что? Что здесь, а?

– Вон, гляди по пальцу!– он перешел на шепот почему-то, хотя ещё пять минут назад орал как вроде сел на хороший муравейник.

Я посмотрел и увидел, что между камышинками и рядом с ними вода волнуется, шевелится, местами чуть ли не вскипает, а отовсюду из воды торчат острые шершавые пилы с точёными толстыми зубцами. Они перемещались беспорядочно, исчезали на секунды под водой, появлялись снова и описывали замысловатые фигуры, производя беспорядочно гуляющие низкие волны.

– Я подумал, что это маленькие драконы, как в легенде про Барса-Кельмес. Сейчас они моментально вырастут в огромных чудищ и сожрут нас, коров, пастухов и, может даже, наш бензовоз.– Я так подумал и искренне испугался.

– Кто там? – схватил я дядю Лёню за руку и потащил его назад.

– Да стой ты, смотри!– он выдернул руку.– Сейчас выглянут хоть два-три.

И тут, действительно, к берегу, почти к нашим ногам подплыли две огромные, побольше полутора метров в длину. Рыбины. У них были длинные носы, которые сплющивались к концу и оттого казались острыми как заточенные колья. От головы по всей спине до самого хвоста, чем-то напоминающего акулий, тянулись, возвышаясь в середине туловища, острые, твердые на вид шипы. Я никогда не видел живьём таких диковин. Но в детской энциклопедии были картинки с похожими рыбами.

– Это осетры?– неуверенно спросил я.

– Ну, они самые! Гордость Каспийского моря и советского рыболовства! Деликатес! Дорогая благородная рыба! Ловить не будем. Любую леску порвут, любой крючок обломят. Ладно, ты смотри, а я пошел. Надо к вечеру готовиться. Дорогу найдешь? Там тропинка.