Изабелла Кроткова - Лицо под чёрным капюшоном

Не знаю, сколько отсчитал календарь этого тягучего временно́го теста, когда, наконец, чувство самосохранения подняло меня и повело к продуктовому ларьку.

Май казался мрачным горбатым стариком, плюющим прямо в лицо серой пылью, швыряющим в глаза цветочную пыльцу, посылающим в спину неласковый ледяной ветер.

«Как она будет жить?.. Она же ничего не умеет…», – вспомнились обрывки сочувственных речей на похоронах.

Да, я не слишком хорошо училась и постоянно всё забывала. Я терялась в обществе, замыкалась от непониманий и обид. У меня почти не было друзей.

Однако добрая тётя Маруся успела положить на мою карточку немного денег на чёрный день. И вот он настал – так скоро и неожиданно… День, перевернувший мою судьбу.

Я тащила ноги по грязному асфальту, озираясь по сторонам, чтобы не заблудиться в неизвестном населённом пункте, в котором отныне предстояло жить, и неожиданно взгляд наткнулся на знакомое словосочетание.

«Дон Жуан» – гласила афиша на рекламном щите. – Коленовский оперный театр. Начало спектакля в 19.00».

Название спектакля больно выдернуло из памяти значение этих двух слов в моей жизни.

«Дон Жуан» – так называлось агентство, в котором я служила на должности «принеси – подай – иди на фиг – не мешай». Агентство, занимавшееся мелкими расследованиями, слежкой за неверными мужьями, сбором информации, установлением адресов и телефонов и розыском пропавших людей.

Я вдруг с ужасом осознала, что после смерти тёти Маруси работа совершенно выпала у меня из головы. Какой-то провал в памяти… Я просто забыла, что она существует. В эти дни существовала только смерть и больше ничего.

«Дон Жуан»… Необходимость идти на работу беспощадно впилась в сердце острыми когтями.

Я постояла немного в странном оцепенении, а потом, развернувшись, побрела в сторону автовокзала, и студёный весенний ветер подгонял меня в худую, вздрагивающую от беззвучных рыданий спину.

Глава третья

Когда я появилась на пороге офиса, глаза у Насти сделались как мельничные колёса из сказки Андерсена.

– Вот это явление!.. Валюша! Не прошло и года! – издевательски пропела она.

Я промолчала. Не хотелось делиться с ней своей болью.

Настя демонстративно закатила глаза-колёса.

– Я ей весь телефон оборвала, а она является как ни в чём не бывало… Ты где хороводилась-то почти три недели?!

Я опять промолчала.

– Язык проглотила? – раздражённо вопросила секретарша. – Как тётушка себя чувствует? Не удивилась, что ты столько времени бездельничаешь?

Я почувствовала, что ещё немного, и уже не выдержу. Тонкие пальцы сжались в кулаки. Я даже не сразу заметила это, а вот Настя уловила мой жест и покраснела.

– Ладно… – пробормотала она, смягчаясь. – У нас дел невпроворот, давай, включайся. Возьми заявление от нового клиента, оно в папке, запиши в журнал, как обычно: имя, фамилию, цель обращения и адрес, куда результаты отправлять. Клиент прямо перед тобой приходил. В чёрном балахоне, лицо под капюшоном не разглядеть, заявление написал и деньги отдал – и всё без единого слова. Я тут совсем закрутилась, заявление не смотрела ещё. Сразу в папку положила, чтоб не потерять. Сегодня, блин, наплыв какой-то, всем сразу секретные сведения понадобились! А сами шифруются, красавцы, – кто в тёмных очках, кто волосами прикрывается – ну, как обычно, – но этот прям всех перещеголял… – Секретарша опять закатила глаза. – Я часть клиентов оформила, а его не успела. В общем, запишешь всё и положишь мне на стол. Я шефу передам.

И Настя сунула мне в руку красную папку.

– Он на обеде. Приедет – сама перед ним будешь отчитываться, поняла? Зарплаты вряд ли дождёшься. Как бы не уволил! – На её накрашенных губах мелькнула ехидная улыбка.

Я молча кивнула, понимая, что до сих пор не уволена лишь потому, что шеф озадачен моим внезапным исчезновением.

Горькие слёзы застыли в уголках глаз, и приходилось держаться изо всех сил, чтобы не заплакать при ухмыляющейся Насте.

Зайдя в кабинет, я механически села за стол и будто остекленела. За окном по асфальту прыгали дождевые пузыри, небо тусклым белесым куполом стояло над городом. Пододвинув стул поближе к окну, я безмолвно наблюдала, как перескакивают через лужи редкие прохожие. Это было смешно, но лицо моё застыло, и ни одна эмоция не отражалась на нём. Потом прохожие рассеялись, природа замерла, а время сжалось в больную недвижимую точку.

Очнулась я от грубого Настиного окрика: