Артем Октябрьский - Братья - от Сталинграда до Берлина. Книга первая

– А откуда здесь окопы? Наших солдат здесь и в помине не было.

– А, это мой внучек накопал. Целый год махал лопатой, – с гордостью сказал дед.

– Да? – удивился командир. – Ну что ж. Внук твой окопы копал, вдвоем вы взвод немцев задержали. Объявляю вам благодарность от нашего взвода, представлю вас к награде.

– Служу Советскому Союзу, товарищ сержант.

– А где внук то твой где?

А я сидел метрах в пяти от окопов и плакал навзрыд. Мама, самый близкий мне человек, погибла, а я даже ничего не мог сделать. Все же нет, мог! Мы собирались пойти на Волгу после того, как я вернусь. Не задержись я с Леной, мама была бы жива. Меня буквально разрывало изнутри от невыносимой боли и беспомощности.

– А что это с ним? – спросил один из солдат.

– Мамка у него померла, – с горестью ответил дед.

– Да, жаль паренька… у меня вон немцы брата с сестрой прям при мне расстреляли, когда в деревню нашу пришли.

– А тебе сколько лет? – спросил Архип.

– Так уже тридцать первый год пошел.

– Вот. А пацану два месяца, как семнадцать стукнуло. Ладно, пойду, постараюсь успокоить его, а то мало ли, что с горя учудить может.

Прошло пару дней. Мы с Архипом остались во взводе, который первый пришел к нам на помощь. И хотя мы не были солдатами официально, комвзвода доложил вышестоящему руководству о нас, и руководство одобрило нахождение нас в составе взвода, и форму выдали соответствующую, правда мне приписали один лишний год. За то, что мы с дедом сдержали немцев, нас наградили медалями «За отвагу». Мне дали две. Я-то думал, что эту медаль дают за более серьезные подвиги. Значит, я либо ошибался, либо наш подвиг таковым и является.

Боль не проходила. Ночами мне снилась мама, звала, просила помочь. Я подрывался и обнаруживал лишь свою винтовку и больше ничего. Я попросился у комвзвода сходить в город, к себе домой и, если повезет, похоронить маму, но разрешения не получил. Немцы могли в любой момент начать атаку, и на счету был каждый человек. От того становилось еще больнее. Конечно, дедушка старался меня поддержать, как-то помочь, но не очень помогало. Потом со временем мне предстояло переживать много смертей и боль от потери человека стала быстро сменяться злобой на того, кто этого человека отнял. Но это было потом, а сейчас было ужасно больно, и с этой болью мне предстояло дальше воевать.

Мы заняли позицию к северо-западу от «Спартановки», вырыли окопы и сидели, ждав атаки. Со всего взвода я могу выделить порядка четырех человек, с которыми я более-менее общался: Кузьмич, дядька лет пятидесяти, ворчавший так, будто ему все семьдесят. Сергей, здоровый бугай, до лица которого с двумя лестницами не достанешь, по крайней мере, мне так казалось. Виктор Степанович, или просто Степаныч, как его называют сослуживцы его возраста, комвзвода, старший сержант, достаточно строгий, впрочем, такими и должны быть командиры, и Изя, одессит.

Окопы, которые мы вырыли, в некоторых местах были оббиты бревнами, Степаныч приказал сделать так, чтобы земля во время боев не осыпалась и не раскисала во время дождей. Мы с дедом сорвали часть досок со стены окоп и вырыли там небольшую землянку, ну как небольшую, две нары и небольшой столик посередине, но там было очень низко. Глубже копать не следовало – август, холодно. Кухня приезжала каждый день, в полдень. Хотя это было, скажем, приятное дополнение, а так, питался кто чем. Я лично обжаривал зерна на горелке, если они были, и ел их как семечки. Архип вообще один раз взял глубокую тарелку, залил водой, накрошил туда хлеба, кинул невесть откуда взявшийся лавровый лист, и вскипятил. «Лучше уж есть так, чем сухим хлебом давиться» – говорил он.

Как-то днем я сидел в землянке, обжаривал зерна. Настроение было уничтоженное, я еще не отошел от мамы, и мне попросту не хотелось ни жить, ни воевать. В землянку заглянул Изя.

– Тема, ты шо тут делаешь?

– Еду себе готовлю. Тебе то что?

– Тьфу, еду он готовит. Там кухня приехала, так шо кончай издеваться над дарами природы и пошли есть. Бикицер!

Собрав полусырые зерна в мешочек, я вышел на улицу. Погода была непонятной. С утра было солнце с небольшим ветром, а теперь с запада шли черные, как ночь, тучи. Зато вид открывался своеобразный. Позади окоп, метрах в трехстах, стояли руины некогда Сталинграда, по бокам была роща с березками, а впереди простиралась степь, и туча, словно немцы, медленно, уверенно и неумолимо, она шла прямо на нас.