Том Белл - Кровь Богини

Глокк нагнал его у причудливых кустарников, пестрая полоса которых проросла вдоль всей скалы. Их листья сияли изумрудом и слабо покачивались будто живые. В траве роились яркие точки невиданных насекомых. Над головой пронеслось два огонька, кричавших друг другу певучие трели.

«Что это такое? Я, наверное, упал со скалы и сдох».

Богородный протер глаза, не в силах поверить в представшую перед ним картину: река вывела их в просторную долину, разместившуюся в огромной пещере. Под далеким, едва различимым сводом, мерцал зелеными и голубыми огнями гигантский кокон из переплетенных корней и ветвей. Его пульсирующее свечение разносилось по всей долине подобно маленькому солнцу. Лучи призрачного света падали на дикую тенистую пущу, состоящую из странноватого вида вытянутых деревьев с синими листьями-ветвями и гигантских грибов. Лес кишел звуками и запахами. Что-то рычало. Кто-то визжал. Невидимые птицы стрекотали среди темных крон. Легкий ветер нес с собой мириады крохотных огоньков и пылинок.

– Ну? – усмехнулся Друст, глядя на ошеломленного Глокка. – Каково? Я же говорил, тебе станет лучше.

Глокк вертел головой, всматриваясь в каждую тень.

– Что это за место, Пекло меня побери? – прошептал он.

– Оно называется Сердцем мира. Говорят, это всеми забытое царство тени раскинулось под всей земной твердью. У нас в Древомарье есть множество проходов под его сени. Но сам впервые оказался так глубоко.

– Как давно ты здесь? – спросил Глокк, повернувшись к шаману.

– Достаточно, чтобы изучить эту долину вдоль и поперек. Будь начеку, здесь небезопасно.

Друст уверенно отправился вдоль реки, вторя изгибам ее берегов. Он петлял по едва видимой тропинке, старательно обходил причудливые деревья и жутковатого вида кустарники. Вступив под сень таинственного леса, Глокк ощутил духоту и сырость, совсем как в джунглях на юге Хармата. Только пахло здесь иначе. Во рту появился сладковатый железный привкус. Глокк поморщился и сплюнул на синие листья ближайшего дерева. Те вдруг с хлопком втянулись в ствол, подняв в воздух облако мерцающей пыли. Глокк отшатнулся, приготовившись к бою, но в этот момент его рот и нос накрыла ладонь Друста.

– Не дыши! Скорей за мной!

Шаман побежал дальше по тропе, увлекая спутника за собой. Остановившись посреди прогалины, он гневно посмотрел на Глокка.

– Правду говорят! Чем шире руки, тем меньше мозгов! На хрена ты потревожил деревья?

Глокк насупился.

– Что не так, чертов лесовик?

– Некоторые деревья защищают свои листья, выбрасывая ядовитую пыль. Вдохни ее – и ты уже не жилец! – яростно жестикулируя, объяснил Друст. – Ты чуть не угробил нас обоих, дубина!

Рассвирепев, Глокк подскочил к провожатому и схватил его за грудки. Сжатые добела пальцы захрустели, когда он поднял шамана над землей и хорошенько встряхнул. Бросив его под ноги, Глокк присел возле головы Друста и тихо прорычал:

– Следи. За. Языком. Червяк. Иначе ты будешь жрать эту пыль, пока она из всех щелей не полезет.

Побледневший Друст сжался, как цветок перед скалой.

– Я…я…

– Ты меня понял?

– Да, – пискнул Друст. – Да, я все понял.

Великан встал на ноги и за шкирку поднял перепуганного шамана.

– Меня зовут Глокк, – бросил он, не отпуская его ворота. – Так зовут человека, который прервет твою жалкую жизнь быстрее, чем ты успеешь подумать. А теперь веди меня в гребаный лагерь.

Друст сглотнул и засеменил по тропе, не оборачиваясь на спутника. Он не проронил ни слова до самого конца пути.

«Наверху, наверное, уже вечер. Если не ночь».

Глокк был привычен к долгим переходам по диким землям. Он прожил не одно столетие, и почти всегда находился в бегах. Прирезав или спалив кого-нибудь в одном месте, он перебирался в другое и обитал там, пока не приходилось уходить дальше. Когда умирали те, кто про него помнил, он возвращался в старые места. И так по кругу.

Однако последние несколько дней, с момента его пленения, выдались трудными. И сегодняшний его просто добил. Его валило с ног от усталости. Голод сводил с ума. Как и безмолвные путы браслетов, что сковали руки ледяной хваткой. Богородный дар жалобно пищал где-то внутри, не в силах найти выхода. Казалось, еще немного, и он навеки покинет Глокка. От этого наваждения хотелось выть и ломать чьи-нибудь черепа и спины. Богородного трясло как при лихорадке. Он уже подумывал сорвать злость на Друсте, когда тот вдруг остановился посреди лесной прогалины и повернулся к нему.