Том Белл - Мудрости кота Черныша

Где-то на севере Родии

Год 151 до Великого Раскола

Черныш разлепил глаза только к обеду.

Голова гудела. Во рту пересохло. В мыслях царила пустота. Табачный дым, что заполнял корчму накануне, улегся, и кот смог разглядеть место беспощадной попойки. Еще вечером уютный зал деревенского постоялого двора выглядел теплым, приветливым и веселым. Теперь же он походил на место страшной сечи. Поверх опрокинутых лавок и столов в развалку лежали местные пьянчуги и залетные путники, что остановились здесь по дороге в столицу. Бездыханные мужики в обнимку спали с розовощекими девками, старик-корчмарь Хавроний дрых, прижавшись к бабке Фроське из хутора Копытца, а из опустевшей пивной бочки торчало голое гузно какого-то деятеля.

Черныш слабо пискнул и выбрался из-под мягкой девичьей руки. Та сквозь сон промямлила: «Хороший ты мужик, котик», и без чувств съехала под стол. Черныш помотал головой и отвернулся. Хотелось пить. Он проковылял вдоль края стола к опрокинутой железной кружке и застыл на мгновение над вытекшей лужицей. Мало ли чем она могла оказаться! Теплая брага растеклась по замызганной столешнице и скопилась в щелях между досок. Кот слизал кислый напиток и поморщился. Жажда не исчезла. Стало только хуже.

– Пес тебя возьми, – прохрипел он и спрыгнул со стола. Дрожащие лапы едва не разъехались на скользком полу. – Говорила мне матушка, не пей с кем попало.

Черныш поискал глазами своего друга Яромира. Древний старик любил знатно покутить, и по его милости они заявились накануне в это злачное местечко. Кот прошелся между телами павших в бою с брагой бедолаг и растормошил корчмаря.

– Проснись, Хавроний! Ты обделался!

– А! Что? А я и не сплю!

Кот тяжко вздохнул и дал мужчине время прийти в себя.

– Ты видел Яромира? – спросил он наконец.

– Дык, это, он того… – Хавроний махнул рукой в сторону приоткрытых дверей, – утёк!

– Куда?

– По девкам небось, отколе мне знать? – корчмарь развел руками и помотал толстыми щеками.

– Ладно, бывай, Хавроний. Пойду искать своего старика.

– Ага-ага, – крякнул корчмарь, отвернувшись к бабке Фроське. – Хороший ты мужик, Черныш. Хороший.

Кот возмущенно взмахнул хвостом и потопал в сторону выхода. Яромир не ушел бы без предупреждения. Черныш пятками чуял неладное…

Черныш выскользнул из душной корчмы и первым делом бухнулся в сугроб. Живительный снег дарил успокоение и прогонял головную боль. На миг захотелось плюнуть на все и остаться здесь до самого утра. Постепенно вспоминались обрывки вчерашнего застолья. Столько самогонки за раз Чернышу еще не доводилось видеть. Хлебная. Медовая. Вишневая. И даже из березового сока!

Он попробовал каждую!

И теперь божественные нектары вдарили по нему, как орда кочевников по жидкому пехотному строю.

Черныш поморщился, вспомнив жирный поросячий бок и горклого заливного осетра, которыми заедал обильные возлияния. Он давно не пробовал крепких напитков, и оказался не готов к такому тяжкому испытанию.

– Только подумал, что завязал, – шепнул кот, – как они затащили меня обратно.

Но затем вспомнилось кое-что еще. То, отчего он вздрогнул и выскочил из холодных снежных объятий. В корчму их привел не сам старик Яромир, а его новый знакомец. Местный житель, с тощей рябой мордой и хриплым голосом. Пройдоха яростно зазывал Яромира отведать местных кушаний, а они с Чернышом после тяжелого пути были готовы слопать кабана. Долго их уговаривать не пришлось. Мерзавец всё подливал бражку, да выспрашивал старого кудесника про зачарованный посох. Хотя табачок, которым он угостил кота, оказался знатным. Заморский, небось. Да и старая лакированная трубка, которой этот упырь щеголял весь вечер, выглядела весьма знатно.

Из корчмы тем временем вывалился Хавроний. Ослепленный ярким полуденным солнцем толстяк был бледен, как поганка, и тщетно пытался протереть глаза.

– О, это, стало быть, ты, котик, – проворчал он, прислонившись к дверям корчмы. – Чего такой испуганный, будто бывшую жену увидал?

– Что за рябой хмырь живет в вашей деревне? – вместо ответа спросил Черныш. – Мерзкий такой, тонкий, как рябина…

– О-о, дык, это неуловимый Ждан, профурсетский сын, чтоб его.