Владимир Молодых - Казачья Молодость

Слушая дядю о делах предков-землепроходцев – а были они все старой веры – зародилась во мне мечта пройти следом за ними. Так во мне стала утверждаться страсть к странствиям…

В другой раз атаман рассказывал про открытие казаками Камчатки. Он много говорил об Атласове и Крашенинникове. Они участвовали в открытии и описании Камчатки. Не знаю почему, но меня заинтересовал именно этот полуостров.

В советское время отец мой не раз бывал на Камчатке со всей семьёй. Кстати, автор этих строк родился-таки на Камчатке. А отец, от имени которого я веду рассказ, в последний раз уехал один и не вернулся. Камчатка навечно погребла его в своей земле за его преданность к этой стране на краю света.

Дядя Андрей, как учитель, был прекрасным рассказчиком. Он, чувствовалось, сам переживал за своих героев, изображая их в жестах, меняя интонацию голоса. Он нервно теребил свою ухоженную бородку или подкручивал свои лихого наездника усы, поплевывая на пальцы рук. Он настоял, чтобы в школе были уроки верховой езды. Он сам вел эти занятия верхом на коне во дворе школы. Но не у всех нас были кони под седлом. Те, что из «низовских» – жили богаче и имели коней, а «верховские» – это казачья беднота, коней не имели. Так брат моего отца Селиван был из бедноты и его сын Пашка, который второй год сидел в первом классе, то же был без коня. Дядя одним махом садился в седло – и этим окончательно покорил меня.

После уроков мы еще долго кружили по окрестностям, то спускаясь в глубокий овраг с глухим родником, то резко поднимались в гору, на крутую стенку оврага. Перед прогулкой дядя обычно проверял: закреплено ли седло спереди и сзади, чтобы оно не сползало при подъеме или спуске с горы. В степи он пускает коня крупной рысью. Я же изо всех силенок стараюсь не отстать от него. Из глубины степей ударит в лицо запах горьковатых трав. Степь, насколь хватает глаз, волнуется от ковыля. Так я начал проходить школу мастерства верховой езды.

Я горячо привязался к родному дяде, так что не было дня летом, чтоб я не был в Сбегах. Забыл про заимку. Да и делать там было нечего: все, чему мог научить Степан, он мне передал. Зато в Сбегах я мог встретить Софью. Она была прилежной ученицей по верховой езде. Ей нравилось гонять коня по мелководью, когда тысячи брызг разлетаются по сторонам. Она рада. Смех и крики. Я бегу рядом весь мокрый от брызг, а она закатывается от смеха. Искупавшись, греемся на скалах. Софья угощает меня сладостями, которые я с детства очень люблю. Но встречи наши все равно были случайными. То я приеду, а ее нет, то долгая зима разлучит нас. Нет, я не забывал ее. Будет еще время, когда мы наверстаем упущенное. Она признавалась, что она будет всегда ждать меня, но только бы я был героем. Мол, у нас полек, одна мечта: выйти за короля или на худой конец за принца. Уж я и не знаю – в чем она заметила во мне геройские замашки?

Она будет искать меня в первую мировую, колесить по Армении в санитарном вагоне, потом выкупать меня из плена у курдов. А позднее, в Гражданскую, она организует побег из плена белополяков, когда я буду воевать за Советы. Но это отдельная история…

В старших классах мы разбирали повесть «Казаки» Л. Толстого. Поочередно читали главы. Здесь у дяди будет повод поговорить о казаках старой веры, о гребенских казаках. Казаки уносили старую веру то в глушь России, то и вовсе, как некрасовцы, уходили за границу в Турцию. Они согласны были уйти хоть к черту на рога, говорил дядя, лишь бы сохранить веру отцов. Надо знать, задумавшись, продолжал дядя, что со старой верой мы били ливонцев, громили татар, избавив Русь от их ига. В Отечественную войну 812 года казаки-староверы из отряда генерала Платова гнали французов и, сказывают, что чуть было не взяли в плен самого Наполеона.

Я бывал часто у дяди, но были дни, что приходилось подолгу его ждать. А тетка Матрёна стакан чаю с пирогом не подаст. Она считала, что я опоганю ей посуду. Ведь она была строгой староверкой, их еще называли «беспоповскими». На этот раз она оставила меня в покое. Как потом я узнал от дяди: он сделал ей внушение по поводу моей веры.

Словом, я был представлен себе. Сразу скажу, что в комнате дяди он мне позволил брать все. Я обратился к его библиотеке. Я был удивлен, обнаружив в стопке книг, книгу старого издания. Это было небольшая книжонка размером с ладонь А. Бестужева-Марлинского «Муела-Нур». Уже прочитав первый лист, я понял, что это книга декабриста А. Бестужева, взявшего литературный псевдоним – Марлинский. Это заинтересовало меня – неужели в наших местах, хоть и издавна каторжанских, мог бывать декабрист? И на этой же полке я вижу книгу Кенона «Каторга и Сибирь». Почему эти книги оказались среди староверских книг, некоторые из них были рукописными. Об этой книге Кенона я умолчал. Только спустя годы, будучи в гимназии я прочитал эту книгу в переводе с английского.