Владимир Рыбин - И сегодня стреляют

– Чего?! – изумился Матвеич.

– Мы не какие-нибудь. У нас имя есть.

Механик указал на нос катера, и только тут Матвеич углядел мелконькие буковки по борту – «Павлик Морозов».

«Вот так так, – думал он, напрямую пересекая Волгу. – Не зря, видать, снился утопленник. Не к добру».

А потом, как приблизился к заполненному людьми берегу, позабыл и об утопленнике, и о мужичонке с ружьем, и о всей неотвязной чертовщине.

Сгоревший дебаркадер топорщился возле берега черными ребрами. Чалить пришлось к барже, стоявшей неподалеку. Невесть что творилось на берегу, и Матвеич с механиком Ведеркиным боялись: захлестнет толпа. Но порядок при посадке был сносный.

Какие-то бабы, стоявшие у мостков, перекинутых с баржи на берег, решительно просеивали толпу: мужиков, хоть молодых, хоть старых, ругмя ругали, говоря, что их место в городе, в спасательных дружинах, одиноких женщин сдерживали, вежливо предлагая им подождать следующей оказии, пропускали только тех, что были с детьми, да просто детей, без родителей, зареванных, грязных до невозможности. И еще каких-то двух типов пропустили, без каких-либо вещей, в больничных халатах.

Велик ли катерок, а человек тридцать – сорок набилось в крохотную каютку, заполонило палубу. Сидели, считай, друг на друге, но все были довольны, лица так прямо посветлели у некоторых: как же – вырвались, спаслись, можно сказать. А какое там спаслись! Матвеич-то знал: самая опасность на воде поджидала. Метнется переполненный катерок от близкого разрыва, чуть повернется не так – и поминай как звали. Потому Матвеич старался не больно-то отвлекаться-оглядываться.

А оглянуться в этот час не мешало бы. Речные трамвайчики, баркасы, катера, лодки всякие носились поперек реки в обоих направлениях. Стон стоял на переполненных судах: бабы ревмя ревели, глядя, как полыхает город, как рвут его тело бомбами бесчисленные стервятники. Самолеты залетали и на Волгу, спокойненько нацеливались на суда, что покрупнее, пригоршнями высыпали бомбы. Река глотала их, отплевывалась пенными столбами воды. Пароходы шарахались от бомб, проскакивая порой в самой близи от катерка. Но Матвеич все равно старался не крутить колесом, только косился на встречные суда невидящим взором: без людей как-никак, могут и отвернуть. Лишь единожды остановил на них взгляд, заметив, как кто-то шурует по палубе метлой. Удивился чистоплюйству: до того ли? Но понял: не подметает, а зажигалки смахивает за борт. Да другой раз, когда мимо профырчала «Ласточка», как всегда по-старушечьи скособочившись и отдуваясь паром: «Спе-шу, спе-шу…»

Ближе к другому берегу самолеты отстали, и катера-пароходы вроде разбежались по реке – стало полегче. Но тут выпятился в окне рубки тип в больничном халате, загородил вид.

– Отринь, не стеклянный! – крикнул Матвеич.

Человек отодвинулся, но не исчез из окна, высовывался сбоку, смотрел на красное рулевое колесо – что-то его привлекало.

– Сгорела, что ли, одежа-то? – спросил Матвеич.

– Сгорела, – охотно ответил человек. – Как полыхнет, все и разбежались.

– Кто разбежался?

– Все, кого под замком держали.

– Тюрьма, что ли?

– Тюрьма. Только что решеток не было, а так – тюрьма.

– Что за тюрьма без решеток?

– Они ее больницей называли. А мы все здоровые, а нам не верили, а мы самые что ни на есть. Если бы дали пушку, мы бы пошли и самого Гитлера убили.

– Как это?

– Очень просто. Только это – военная тайна.

– Ты, часом, не сумасшедший? – Он впервые взглянул на говорившего. Человек как человек, только что в халате. Сказывали: безумца по глазам узнают. Но и глаза были нормальные, грустные, со слезинкой, как у всех в эту пору.

– Это они так говорят, но это неправда.

– Кто говорит?

– Докторами себя называют, а на самом деле – все шпионы и враги народа.

Матвеич бухнул ногой в стенку, вызывая механика. Тот не замедлил высунуться.

– Чего?

– Поди-ка поближе. – И когда Ведеркин совсем вылез, сказал тихо, косясь на окно: – Поглядывай. Сумасшедший на катере, а то и два. Кабы чего не вытворили.

– Эка невидаль, – отозвался Ведеркин. – Теперь все сумасшедшие.

– Да настоящий!

– А, так это, видать, из лечебницы разбежались.

Никак не обеспокоился механик. А Матвеич все косился на окно: ну как начнут куролесить, переполошат пассажиров.

Обошлось. Безумные тоже, видать, умом раскидывают, когда дело о жизни-смерти.

На полном ходу подлетели к береговым мосткам. Пять минут шума-гвалта и – задним ходом поскорей освободить мостки, поскорей опять туда, к правому берегу.