Сергей Беседин - Охотники за пармезаном

Газюкин раздумывал недолго. Весь Челюстьев с его дикими экономическими теориями и парой запасных штанов не стоил даже половины этой суммы.

Он сделал поворот оверштаг и уже через два часа на местном телеканале вовсю стал расхваливать Стукалина. После передачи Ванадию позвонил Челюстьев:

– Ты что, Ванадий, обалдел? – закричал он в трубку. – Ты кого поддерживаешь?

– Интересы нашей партии, – голосом робота сказал Газюкин, – требуют высказаться за народного губернатора Стукалина.

– Какого губернатора? – Челюстьев не поверил ушам. – Это же толстосум, кровопийца!

– Да, – сказал с ледяным спокойствием Газюкин, – Алексей Зурабович богатый человек, но честно платит налоги и создал тысячи рабочих мест. Это достойная кандидатура.

– Ты продался! – заорал Челюстьев. – Иудушка! Сколько ты получил, тридцать сребреников?

– Извини, очень плохо слышно, – ответил Газюкин и повесил трубку.

***

Лучшее время Газюкина пришлось на начало 2000-х годов, когда он контактировал с Ираком и заступался за его интересы в Госдуме. Хусейн ежегодно дарил на нужды коммунистов полтора миллиона баррелей нефти, а подручные Газюкина легко обращали чёрное золото в настоящее.

«Я патриот, люблю берёзки, – повторял Газюкин своим монотонным жестяным голосом на каждом партийном собрании, – поэтому у меня нет активов ни в Европе, ни в Америке».

Он был здесь предельно честен: на Западе действительно у него не было ни цента. Впрочем, он благоразумно не упоминал при этом о некоторых мелочах, о которых широкой публике знать было не обязательно – вилле в Бахрейне больше чем за миллион долларов; цементном заводе в Иордании; нефтехимическом производстве в Сирии; яхте, приписанной к порту Триполи в Ливии. А скромный счёт в Saudi al Faran-si Bank позволял ему не беспокоиться о будущем детей и внуков.

Впрочем, тут его ждало огорчение: если Бахрейн и Иордания строго блюли права собственника, то революция в Ливии лишила его любимой яхты. Повстанцы реквизировали судно для своих нужд, даже не поинтересовавшись, кому оно принадлежит. После этого около месяца Газюкин метался и не находил себе места, пока душевная рана не зарубцевалась. Странно, но за все это время он ни разу не вспомнил клич великого вождя пролетариата: «Экспроприируй экспроприаторов!» А если даже и вспомнил, то не нашёл в нем утешения. Прошёл ещё год, и началась гражданская война в Сирии. Заводик Газюкина несколько раз переходил из рук в руки, от правительственных войск к оппозиции и обратно. В конце концов американский бомбардировщик « Рокуэлл Интернешнл В1 Лансер» уронил на него тяжёлую кластерную бомбу, оставив от заводика одни обломки. Почему-то на сей раз Газюкин был уверен, что это получилось неспроста. Если близким по духу ливийским революционерам он мог простить их гоп со смыком, то на американцев наточил зуб ещё сильней, чем прежде. С тех пор он регулярно покусывал Обаму, будучи почему-то уверенным, что какие-то тайные осведомители доносят до Барака смысл речей Газюкина. Один раз Ванадий Сергеич обозвал Обаму «хромой четырёхногой уткой», а другой набрался духу и рассказал с думской трибуны специальный анекдот.

– Обама сегодня утром встает и говорит жене: «Полный кошмар, достали меня эти русские. Я бы им все ноги повыдергал». Она ему говорит: «Подожди, ты посмотри на результаты Паралимпиады. Они без ног все золото захватили!»

И первым же добродушно расхохотался.

От пламенного коммуниста, уроженца посёлка Выдрино Тульской области, у Сергеича осталось только простецкая, улыбчивая физиономия с широким гуттаперчевым носом и мясистой бородавкой на лбу. Итальянские костюмы, французские коньяки, немецкие машины, дружба с олигархами были явно из другой жизни.

***

– Ага, – сказал охранник элитного дома в спальном районе Москвы своему напарнику, поднимая шлагбаум, – пожаловал. На двух «мерседесах» с думскими номерами.

– Кто пожаловал? – спросонья молоденький напарник ничего не понял.

– Пузо, – пояснил охранник. – Я его так зову. Наш главный защитник обездоленных.

От неожиданности напарник моментально проснулся.

– Это он? Тот самый? Ванадий Сергеевич? Может, автограф у него взять?

– Не советую, – нахмурился старший. – Он здесь инкогнито. К бабе своей приехал. Из двухсотой квартиры.

– Вот те да! Как-то не по-ленински выходит… а жена его где?

– Наоборот, по-ленински! Тот ведь тоже с Инеской баловался! А с женой они уж сколько лет не живут! Отвернись, отвернись, нечего так пялиться. Пусть не думает, что мы его узнали!