Сергей Беседин - Охотники за пармезаном

Он наконец соизволил обратить внимание на Тихманского.

– А кто вообще тебя одевает? Кто твой стилист?

– Сам Нестерович, – приосанился Тихманский.

– Фи! Это тот самый, что PESCHE SPORT? Да он профанирует моду, глумится над ней. Все, что он может – продавать втридорога криво сшитые в Индонезии коллекции, выдавая их за Италию. Счетовод от моды! Вот этот оливковый пиджак, эти лиловые брюки – зачем ты это нацепил? В таком наряде ты напоминаешь сицилийца-жиголо, который живёт с пожилой немкой для того, чтобы заполучить ее наследство! Такого директора никто не боится! Тебе бы пошли благородные тёмные френчи, застегнутые на все пуговицы, из дорогих материалов – альпака, кашемир, лама. Но ведь если тебя переодеть, пиши пропало. Наших мужчин нельзя переодевать – их сразу уводят из семьи молодые и дерзкие. Вот эта же секретарша тебя и уведёт. А ты посмотри на нее внимательно! Губы больше, чем у карпа, глаза круглее, чем у мопса… Но вот ноги у неё на удивление неплохие. Любые сапоги пойдут. Ты знаешь, ведь обычно у русских женщин ноги одутловатые от неправильного питания. Конечно, ты можешь с ней просто пофлиртовать или даже переспать, это ни к чему не обязывает…

– Да не нужна она мне! – рассердился Тихманский. – Что ты мне ее навязываешь?

– Я то же самое хотел тебе сказать! – обрадовался Фиансэ. – Не нужна она тебе. А кстати, знаешь, как можно рассмешить девушку?

– Ну, как? – устало спросил Тихманский.

– Скажи ей: «А вы знаете, что сейчас пост? Ничего мясного в рот нельзя!» Это такая сексуальная шутка, девушкам нравится.

И Фиансэ захихикал в рукав. Тихманский схватился за голову и тихонько застонал. Но Фиансэ было этим не смутить.

– Да я шучу, шучу, мой прекрасный принц. Надо девушкам дарить что-то весомое, а не букет незабудок. Например, нитку жемчуга или крупные бриллианты. Сейчас самые востребуемые у миллионеров бриллианты начинаются от двадцати карат. А то, что русские мужчины дарят своим женщинам – этим только стекло резать.

– Ты вообще по делу приехал, – осадил его Тихманский. – Костюмы для «Баядерки» рисовать.

– Ах да, костюмы… Кстати, история театрального костюма насчитывает много веков…

Тихманский махнул рукой и попросил принести в кабинет два кофе.

– Эдуард, – неожиданно сказал Фиансэ, и глаза его загорелись, – у тебя в театре танцует один солист, Иван Силантьев, такой юноша с копной смоляных жгучих волос…

– Ну, – нетерпеливо сказал Тихманский, – танцует.

– Ты познакомишь меня с ним? Хочу лично примерить на него свой костюм. Ты же дашь ему роль?

Тихманский удивлённо посмотрел на Фиансэ.

– Дашь, обязательно дашь, – стал канючить модный дизайнер. – Это идеальная кандидатура.

Тихманскому стало противно, и он поспешил завершить этот разговор.

***

Через пару дней Фиансэ принёс первые шесть набросков для премьеры. Поглядев на них, Тихманский даже на мгновение засомневался, такой ли выдающийся художник Фиансэ, каким его все считают. На всех них персонажи были изображены с преувеличенно развитой верхней половиной и поднятыми вверх руками. Тихманскому они напомнили раков, поставленных на попа и беспомощно машущих клешнями. Фиансэ зачем-то нарисовал героев балета с неприятными физиологическими подробностями – развитыми сосками и зарослями в подмышечных впадинах. Маленькие головы на длинных шеях были увенчаны однотипными чалмами. У всех персонажей натуралистично и выпукло бугрились гульфики.

– Недурно, – деликатно сказал Тихманский. – Совсем недурно.

Едва утрясли вопрос с костюмами, стряслась новая беда. К Тихманскому обратился тот самый Иван Силантьев, который, конечно же, получил одну из главных ролей; но, разумеется, не из-за вмешательства Фиансэ, а из-за того, что был одним из ведущих солистов театра.

– Эдуард Романович, – пожаловался он, – оградите меня от Фиансэ!

– А что случилось?

Выяснилось, что Фиансэ зачастил на репетиции «Баядерки» на правах декоратора, усаживался в первый ряд и рассматривал Силантьева в бинокль. Так происходило три или четыре раза. Однако Фиансэ этим не ограничился. После репетиции он подошёл к Силантьеву и мягко намекнул, что нельзя танцевать в «Баядерке», не представляя как следует биографию ее первого постановщика Мариуса Петипа. И что никто, кроме Фиансэ, франкофона и франкофила, столь близко не познакомит Силантьева с его творчеством. При этом Фиансэ взял Силантьева за руку и слегка сжал ее своими массивными пальцами.