Норман Райт - Фергаст

– Я подпишу контракт всего на четыре месяца, – упрямствовал я. – Всего четыре месяца, и у нас будут деньги. Я привезу тебе сапоги из крокодильей кожи!

– Милый! – ужаснулась Маргарет. – Сапоги не стоят твоей жизни. Будь они хоть из человеческой кожи. – Немого обождав, Маргарет добавила: – Вчера на площади казнили еще двоих преступников. Они и сейчас там висят. Это настоящий кошмар! И они будут висеть там не один месяц, прежде чем их кости бросят в хлев к свиньям.

Пиратов казнили на виселице под одобрительные возгласы горожан. Трупы самых отъявленных из преступников, бывало, оставляли болтаться в петле месяцами, в качестве устрашающего напоминания для ступивших на шаткую тропу контрабандизма.

Ушедшие в пиратство лишь раз, рисковали навсегда утерять возможность вернуться в родные края, в родные стены дома, где прошло их детство. Матерям, которые казалось, еще совсем недавно учили своих маленьких сыновей разговаривать и ходить, оставалось лишь убиваться у эшафота. Тела разрешалось снимать только тогда, когда старые стервятники, доклюют последнее.

– Любимая, мы купим большой дом, – настаивал я, пересказывая свой сон. – Он наполнится смехом наших детей. Дети будут бегать с одного этажа на другой. Будут играть в цветах твоего сада. Всего четыре месяца. Это не долго, милая моя. – В горле моем стоял ком, слезы дрожали на ресницах. – Я устал нести зарплату и озираться. Эти темные сырые переулки кишат теми, кто не прочь поживиться легкими денежками, а отнять их у запинающегося о свои ботинки от усталости, сама знаешь, проще простого. Я больше не могу жить в страхе и голоде.

Я поцеловал руку жены и умоляющим взглядом впился в ее глаза. Если она скажет «нет», завтра придется вновь возвращаться на кладбище и снова копошиться в сырой яме. Если же позволит, то с самого утра я буду околачиваться у корабля Говарда, и напрошусь к нему в ряды.

– Ты будешь вынужден убивать. – Маргарет сказала то, чего я действительно боялся. Я боялся, что мне придется убить человека. Просто взять и отнять самое дорогое, что у него есть. Возможно, своим бесчеловечным поступком, оставить сиротами детей, а жен вдовами. В такие моменты, мне казалось, что предпочтительнее хоронить людей в земле, нежели в открытом море. – Пираты это нелюди и убийцы. Они убивают и умываются по утрам кровью пленных.

– Любимая, от цинги умирают больше, нежели от пиратской рапиры.

Маргарет не стала слушать мои слабые доводы, она просто отпустила меня. Я видел, как ей было тяжело это сделать. По лицу женщины блуждало сомнение, будто она провожает меня в последний раз.

– Пообещай, – сказала Маргарет, – что будешь защищать себя и не уподобишься тем, что размахивают оружием лишь ради забавы.

– Обещаю, моя любимая. – Я не знаю, почему пообещал. Я прекрасно понимал, что иду добровольцем на пиратский корабль, с целью грабить богачей и их корабли. Не думаю, что они все с распростертыми объятиями будут ждать на своем борту шайку пиратов. Я понимал, что однажды мне придется сражаться, как бы я не оттягивал это время, оно непременно настанет. Тогда я возьму в руки оружие и преступлю закон. Впервые в своей жизни. – Думаю, мне даже убивать никого не придется. Пиратов и без того, все боятся.

– Ты не пират. – Маргарет больше не плакала. Она улыбалась. Она, как и прежде была бедна и не ухожена, но счастлива. – Ты мой муж. Будущий отец наших детей. Самый красивый и самый любимый, мне человек.

Скрипя душой, я произнес:

– Я тебя люблю!

Маргарет ответила как всегда тихим и нежным голосом:

– И я тебя люблю!

Я обнял истощенное голодом тело Маргарет, и мы занялись любовью.

Поцелуи Маргарет были мокрыми от слез, когда ранним утром, мы прощались в саду. Она была так прекрасна. Я не выдержал, и снова взял ее на скамье под яблоней, где так любила читать моя усопшая тетушка. Мне казалось, что я больше никогда не смогу насладиться своей супругой, поэтому хотел выпить ее всю.

Затем, когда наша мимолетная близость внезапно оборвалась, я поднялся, застегнул брюки и отправился в бухту. Я не мог более находиться с Маргарет, иначе, мне пришлось бы остаться.

Жители только начали просыпаться, но большинство все еще спали. Я спустился вниз по главной улице, мимо грязных лавок, закрытых ставен, мимо домов, фасад которых трескался и обрастал сухими ветвями плюща. Через эти заросли я видел кирпичную кладку. Все дома были старыми, а улицы грязными.