Юрий Чернявский - Сказка №3. Перекресток имени Бабы-яги

38. Понять, за каким именно по счету «почему» будет ответ «не знаю».

39. Наркотики.

40. Традиции племени или воспитания…

Ну и так далее.

– Что же тебя привело на путь познания?

– Угощайтесь, – Альберт протянул очень сильному мистику корнеплод, потом достал еще один для себя.

– Спасибо, сами выращиваете?

– Нет, мы бушмены не умеем выращивать, мы занимаемся собирательством. Первобытно—общинный строй, пустыня, знаете ли.

– Да в пустыне есть своя прелесть.

– У вас тут тоже очень красиво, – оглядел Альберт, окружавшие их горы.

– Тибет, вершина сущего, Вечный Мир, – согласился мистик.

Они сели рядом у самого края и стали смотреть, как садится солнце. Закат солнца в горах поистине заслуживает внимания.

– Это верно, всегда живи здесь и сейчас, – ответил на мысли Альберта очень сильный мистик.

– Интеллигент, купите обувку! – пригласил продавец Альберта.

– Зачем? – не понял бушмен.

– Как зачем, – подмигнул продавец, – кому что, а негру – валенки.

Альберт подошел ближе.

– Хорошая кожа.

– Конечно, фирма, другого не держим, – радостно поддержал разговор бухой дядька за рыночным прилавком, уставленным коробками с обувью.

– Но я не ношу обувь.

– Ой, я вас прошу. А я разве ношу, это же не носка, а одно мучение, с моей—то подагрой…

«Я в Южном городе, когда—то давно», – догадался Альберт. Голос языком аборигенов владел: – А шо, отец, и де бы мне найти—таки Шо—то такое?

– Шо—то типа такого? – продавец поднял в воздух, жуткого размера сандаль.

– Ну типа того, только позагадочней.

– Ясно. Позагадочней, это тебе надо к Леське—барыге. У ней такие загадки, что наш участковый, Кузьма Романович, дай Бог ему еврейскую жену, до сих пор разгадывает и уже устал разгадывать.

– И де ж та Леська?

– Иди у сторону пока не упрешься в дамскую уборную, там она и банчит своими рэбусами.

– А как же я ее узнаю?

– Ой, я не могу, кашлянешь для конспирации, когда она подойдет. Я не могу с них, – неслись в след Альберту вопли веселого дядьки. – Леську не знаеть! Такого смеха натерпелся…

Продавщицу тайнами Альберт узнал сразу. «Колоритная женщина», – подумал он, глядя на высокую крашеную блондинку с сигаретой в зубах.

– Вы Леська? – спросил он.

– Кому Леська, а кому и Лариса Валерьевна, – надменно ответила баба. – Чего мнешься, юноша, кажи тете свою беду, авось и полегчает.

– Лариса Валерьевна, вы знаете Что—то такое? – в лоб спросил Альберт.

– Типа – опа? – нисколько не удивилась вопросу матерая Леська, – тебе скока надо?

– Чего скока? – не понял Альберт.

– Скока, спрашиваю, барбарысок тебе отсыпать?

– Спасибо, я не люблю сладкого.

– Та ты шо! – заинтересовалась Леська, – ну так и подойди до меня завтра, будет и наиболее с пэрцэм.

«Мы говорим о разных вещах, – понял Альберт, – да и откуда ей знать, и белого цветка у нее в руках нет». Но уходить не хотелось. Интересно было понять разницу между «барбарысками» и «с пэрцэм».

– А можно посмотреть? – осторожно спросил Альберт.

– А чего ж не посмотреть, када масса свободного времени, – бодро откликнулась Леська. – Слухай сюда. От там мужчина такой видный, билеты в зоопарк торгует. Так ты возьми пойди один и поедь погляди, как там отая яшперица, а мне потом расскажешь, поделисся, так сказать, восторгом от увиденного.

– Нет, я ящериц видел много уже, – уверенно ответил Альберт, – мне не интересно.

– Вот умора, – заржала Леська, – ладно, это тебя не портит, гляди. Поди – впервой? – она достала невесть откуда, жменю разных таблеток в упаковке и без и сунула их под нос Альберту.

– А которые с пэрцэм?

– Вот интурист пошел, – нахмурилась Леся. – Сказано же – завтра подгребай. Ну, ладно, иди себе, сыночка, я на производстве, – добавила она, пряча таблетки невесть куда. – Усе, передай нашим, что мы пашем.

– Обязательно передам, – пообещал Альберт и стал уходить.

– Вот умора! – констатировала Леська.

«Жаль, что это не она, – думал Альберт, – белый цветок ей, пожалуй, пошел бы. А вот в том, что она сильная и смелая даже и сомнений нет, вспомнил он слова Верблюда. Красивая женщина, – вздохнул Альберт, – жаль, что барыга».

Комиссар Жан—Жюль Жегре был в скверном расположении духа. Еще бы, кто же обрадуется, если его поднимут с постели в 3 часа ночи. Вечер не предвещал ничего неожиданного. Ровно в 18.30 комиссар запер свой кабинет в управлении полиции, в котором он служил вот уже 21 год. После этого он, как обычно, отправился в кафе на углу неподалеку. За много лет службы он привык заканчивать вечер двумя бурбонами, не нарушил он эту традицию и сегодня. После он решил пройтись пешком к своему дому на набережной Орфевр, хотя погода явно портилась. Зайдя в парадное, бросил дремлющему портье: « – Здравствуй Морис».