Дмитрий Янковский - Логово тьмы. Цикл ВОИН

– Очнулся? – совсем рядом буркнул Жур, и паренек, с трудом повернув голову, разглядел слепого волхва, сидящего у сложенного, но еще не разведенного костра.

– Это ты меня так? – скривившись, спросил Микулка. – Ящер… Шею не повернуть…

– Вот и полежи. Эй, Мякша! Пора костер разжигать. Нанизал мясо-то?

– Ага! – Сын рыбаря вынырнул из-за кустов, держа в обеих руках по толстому прутику с нежно-розовыми кусками мяса.

Лицо у него сияло неподдельной радостью, даже начищенный бронзовый таз не так блестит на солнце. До чего же иногда мало надо человеку для счастья, а этому и вовсе достаточно просто почувствовать себя нужным.

– Да погодите вы о еде! – Микулка с трудом сглотнул застрявший в горле ком. – Что со мною случилось?

Жур только махнул рукой:

– Погоди, это разговор особый. В двух словах не расскажешь…

– Да хватит туману-то напускать! – обиделся паренек. – Чуть шею мне не свернул, а теперь отмахивается!

Он выкрикнул это громче, чем хотел, тут же закашлялся, сорвав пострадавшее горло, и целая стайка кленовых листьев закружила в воздухе над ним разноцветный хоровод.

– Чего кричишь, птиц пугаешь? Им уже ночевать пора, – шикнул на него Жур, прислушиваясь к мерным ударам кремня, из которого Мякша с трудом выбивал вялые искры. – Возьми тебе сразу и расскажи… Я сам пока толком не понял! Надо подумать, а на голодное брюхо какие мысли, кроме худых?

Микулка раздраженно стиснул зубы, но промолчал. Есть и вправду хотелось, тут уж ничего не попишешь, а Мякша, как назло, без всякого толку молотил кремнем по булатной пластине. Хорошее у Жура кресало, таких и в Киеве-то раз-два и обчелся. Как же можно не высечь из него нормальной искры?

Мякша уже порядком притомился, посбивав кресалом ладони, когда волхв не выдержал, отобрал кремень из неумелых рук и сам с двух ударов высек такой жаркий сноп искр, что пересохшая древесная труха мигом выпустила сизые струйки дыма.

– Раздувай, – отдал он кресало юноше. – И живее, а то хорошо, если этим мясом позавтракаем, хотя думалось все же повечерять.

– Ладно тебе мальчишку мучить! – шутливо одернул его Микулка, с трудом принимая сидячее положение. – Загонял совсем. Он вон каких крупных зайцев подбил, а тебе все мало. Гоняешь, покрикиваешь…

Сын рыбаря сразу помрачнел, будто вспомнил что-то не очень хорошее.

– Это Жур… – виновато вымолвил он. – Как без глаз можно так стрелять9! Я стрел десять извел – все без толку, а он вжик-вжик – и готово. Две стрелы – пара зайцев.

– Научишься, – неопределенно пожал плечами слепой волхв. – Когда проживешь на этом свете по-боле.

– Да уж прямо… – махнул рукой Мякша. – Микулка вон помладше меня будет, а умеет в десять раз больше.

– В десять… – рассмеялся Жур. – Ладно тебе воздух языком трясти, лучше учись всему, до чего дотянуться сможешь. Тогда будет толк. А ты только и делаешь, что смотришь, как у других получается.

Мякша замолк и принялся усердно раздувать костер, щурясь от едкого дыма сыроватых ветвей. Микулка дождался, когда трепещущий огонек разгонит густую шипящую гарь, и тоже подсел поближе. Что-то знакомое было в Журовой манере говорить, да и шуточки тоже… Оно и понятно, ведь его учил дед Зарян, может, даже дольше, чем Микулку. Но сколько паренек ни выспрашивал о тех днях, добиться чего-нибудь от волхва было тяжко.

На жарком огне еду можно только испортить, никак не испечь, и хотя крепкие Микулкины зубы запросто перемололи бы даже полусырое, обуглившееся снаружи мясо, но Жур любил все делать на совесть. Он дал костру прогореть до углей, пышущих во тьме гранеными рубинами, и только после этого позволил Мякше вбить в-землю четыре рогатины и навесить на них прогибающиеся под тяжестью мяса прутья.

Ровный густой жар мигом окутал аккуратно порубленную заячью плоть, запузырил стекающим розовым соком, начал растапливать нагулянный жирок. Угли ответили жадным шипением и струйками нетерпеливо рвущегося ввысь дыма. Кое-где живучее пламя вырывалось наружу, но Жур, словно предугадывая его появление, тут же заливал смешанной с заячей кровью водицей.

Микулка с Мякшей глядели на это действо будто завороженные – один привык поедать чуть ли не сырое, а другой видал, только как мамка в печке готовит. Но тут, в дрожащем мареве углей, в ароматном дыму от подкидываемых в пекло трав, в шипении истекающего сока было больше от тайной волшбы, чем от простой и неприхотливой готовки.

– Слюниподберите… – добродушно буркнул волхв. – Раньше чем пропечется все равно есть не дам.»