Ника Никулина - Огонёк

Когда мне начинали разрезать грудь, и вынимать не только кости, но и что-то склизкое и мерзкое, у меня перед глазами помутнело. Возникло чувство непреодолимой тошноты, я закатила глаза и потеряла на какой-то миг сознание.

Очнулась уже тогда, когда разрезались мои ноги. А на туловище смотреть было страшно. Вместо нескольких ребер торчали металлические куски, а под ними был установлен какой-то прибор, и в небольшом окошке виднелось, что это устройство заполнено ярко-оранжевой жидкостью, такой же, что и трубки в предплечье. Бедренная кость, как и плечевая практически оказалась нетронутой, лишь опутанной проводами, однако малоберцовую кость отпилили от большеберцовой и приделали резервуар со знакомой жидкостью. Вместо нее вставили знакомую трубку со знакомой жидкостью.

Сволочи…да…как…вы посмели…

Я же ваша дочь…

А не инструмент…

Когда они закончили менять кости на металлические трубки, то принялись соединять их между собой проводами, металлическими кусками, полыми мягкими трубками. А затем меня начали зашивать и прикручивать имплантаты.

Периодически я чувствовала тошноту, боль, отчаянье и злобу. Казалось, вся эта операция длится вечность…

– И последний этап, – сказали хором отец и мать. Они взяли две прозрачные линзы и вставили мне их в глаза. Это было очень неприятно. Затем они взяли в руки две маленькие скляночки с оранжевой жидкостью и принялись капать мне прямо в глаза. Начало все щипать, и острая боль пронизала все тело.

Я заорала, и принялась барахтаться, прося остановить этот. Но это все не прекращалось. Перед глазами что-то прыгало, возникали какие-то расплывчатые непонятные образы в виде пляшущего огня. Казалось, что я вся горю изнутри, что этот огонь хочет вырваться наружу.

И тут наступило облегчение. Я с трудом раскрыла больные глаза и уставилась…на себя. Точнее на большое зеркало, полускрытое в темноте, едва освещаемое лампами со столами. Рядом со мной стояли две темные фигуры. Но самое страшное было – это я. В полумраке я видела свою покрасневшую кожу, в которую были вмонтированы железки. А глаза светились в темноте необычно ярко. Теперь они не были карими. Они стали ядовитого оранжевого цвета.

Мне казалось, что я сейчас упаду. Я чувствовала дурноту, тошноту, и сердце бешено прыгало. Оперлась о раму зеркала, чтобы не упасть.

– Теперь ты не просто Рина. Ты – Исполняющая волю своего Темного Покровителя Лаан, темный адепт Лаан Рина. Слава Огню! – хором провозгласили родители.

Из глаз хлынули слезы. Злобные слезы. Я со всей силы стукнула по раме и зарычала. Глаза тут же начало закрывать чем-то оранжевым, и прежде чем потерять контроль, я заметила, как в зеркале из моих пальцев и из глаз начал появляться огонь.

Что было потом?

Не помню…я, походу, была не в себе. Находилась в полуобморочном состоянии, между явью и сном. Возникали какие-то образы, слышались какие-то голоса. Но я не могла понять, что со мной происходило. Какие-то тени возникали и уходили…мне было абсолютно все равно, что со мной происходило…куда-то везли…останавливались и везли…везли…везли…

– Она…немного не в себе. Она пока еще не готова. И мы должны все подождать. Она не может в таком состоянии исполнять свой долг. Позаботьтесь о ней. Подготовьте. Разожгите в ней огонь. Настанет время, и мы заберем ее. А пока никто не должен знать о ней. Иначе весь нас план пойдет прахом.

Это единственное, что я смогла разобрать среди гула и непонятных образов. Но не могла понять, кому принадлежит этот голос…

Ясность наступила в один день. Все прояснилось, я смогла четко осознать, где нахожусь. Вместе с ясностью пришла и тревога. Я осмотрела пространство, в котором находилась. Белые стены и потолок, и от этого цвета мне стало не по себе…мне захотелось чего-то теплого…красного…как моя пижама, которая на мне… Я обняла свои колени.

Я лежала на маленькой кровати для ренцека, а рядом были рядом рукомойник и зеркальце. Окошко маленькое и закрытое решеткой. Я с ужасом посмотрела на руки…из них торчали клапаны…

Тут же рванула к двери и хотела открыть ее. Но…не получилось. Я принялась кричать, звать на помощь, колотить в дверь. Наконец небольшое окошечко открылось, и из него раздался голос:

– У, ну, тихо! Что стряслось?

– Г-где я…?

– В исправительном центре, ты слишком буйная для того, чтобы находиться в нормальном обществе. Мы собираемся тебя вылечить.

– М-меня не н-надо лечить…– растерянно сказала я, все еще со страхом глядя на подушечки пальцев, в которые были вмонтированы клапаны. – Я з-здорова…