Николай Костыркин - Каледонский Безумец. Историко-мифологический роман о Британских островах

– Только не выучили ни мы, ни люди самый главный, жестокий урок, который преподал нам единый Рим. Старый север превратил себя в клоаку междоусобиц, кои так и не смог окончательно пресечь даже хвалёный Артуир.

– Что ж, в чём-то ты и прав. Но подумай, чьей воле мы подчинялись бы, стань мы такими же, как единый Рим? Испытавшие бессилие от нескончаемых потерь, мы тем не менее выжили и остались самими собой. И теперь в помощь нам могут прийти другие. Такие, как эти двое, коих родит Ллейан. Наконец-то я снова приму роды у матери божественных детей! Ты понимаешь, какое это счастье, Ман?

– Наверное, не очень, – отшутился тот, – ведь я ни у кого никогда не принимал роды.

Через девять лун Ллейан родила нас.

Если вы ещё не забыли, я веду сие повествование, обращая свой ауэн в прошлое, то прошлое, которое пребывает за пределами моей жизни. Я, Мерлин Амброзий. Или Аврелий. Что, впрочем, пока неважно, ибо это дело будущего, куда вскоре после своего рождения я также научился обращать свой ауэн.

Итак, сперва на свет появился я. И сразу следом – симпатичное недоразумение женского пола, которое, по странному стечению обстоятельств, в нынешней жизни стало моей сестрой-близнецом. Она буквально вынырнула из материнской утробы, ухватив меня за пятку, – уж не знаю, кто и где нашептал ей в прошлом воплощении, что так можно было…

Когда из наших ноздрей и ртов была извлечена слизь и мы тут же принялись истошно орать, перекрывая друг друга, а пуповины наши уже перевязали и перерезали, одна из помощниц Бригитты всё-таки не выдержала и грохнулась в обморок.

– Эка невидаль, – равнодушно заметила Бригитта, ожидая отторжения последней плоти, – неужели никто никогда здесь не видел волосатого человеческого младенца? Или вы, подружки, в человеческом облике пересидели уж, а? Воды этой обморочной! И сходите кто-нибудь за Блехерисом, пока я тут заканчиваю.

– За священником? – удивилась одна из помощниц. Их у Бригитты было три, все – из младших Детей Неба. Или, как было модно тогда говорить, из сидов.

– Да, за священником. И поторопись! Но поторопись так, чтобы наши монахи не видели крыльев на твоей спине, как в прошлый раз. Иначе точно в бабочку обращу. Или в курицу. Хотя нет, – рассуждала она теперь уже сама с собой, пока руки были заняты сперва роженицей, а затем нами, – в курицу ещё надо заслужить: кормят на убой, и жизнь короткая, а вдруг потом снова сидой станешь и урок не усвоишь? Нет, всё-таки лучше в бабочку – там хотя бы самой пищу искать придётся, без посторонней помощи. И то труд.

Когда мы с сестрой родились, то хоть в мир и выплеснулось немало силы, однако не гремел гром, не сверкали молнии, и дождь не тяжелил соломенно-торфяную крышу кельи. Стоял вполне погожий день, и до какого-либо из Праздников Силы было ещё далеко. Что же до погоды, то, видимо, Бригитта решила не привлекать излишнего внимания живущих окрест. Заодно не хотела травмировать ни нашу мать, ни других обитателей монастыря светозвуковым сопровождением. Особенно впечатлительными в Килдаре были, что забавно, не люди, а как раз три сиды-помощницы богини-аббатисы. Двух из них Бригитта звала римскими словами, которые когда-то запомнила. Одну – Флорой, за изнеженность. Другую – Фауной, за неотёсанность. На третью римских слов не хватило, и за смешливый нрав Бригитта кликала её Весёлой Погодой.

Когда меня с сестрой поочередно запеленали, богиня по-особенному взглянула на нас, и мы тут же засопели, принявшись смотреть первые в нашей нынешней жизни сны. Спала и Ллейан, измученная далеко не легкими родами, – всё-таки она, юная и хрупкая, носила под сердцем даже не одного, а сразу двоих волшебных детей. Да и зреть меня в том виде, в котором я появился на свет, матери было совершенно необязательно.

В это время Фауна привела в чувство Флору, увесисто отшлепав её ладонями по щекам, а Весёлая Погода уже отогнула полог завесы, ведшей внутрь кельи, пропуская вперёд запыхавшегося Блехериса.

– А вот и крёстный пожаловал, – отозвалась Бригитта на явление мужчины в женско-детское общество. – Вот что, приятель, нужна твоя помощь.

Она поднесла священнику меня и раскрыла пелёнки. Блехерис, увидев ребёнка, покрытого густой мягкой почти кабаньей подпушью, отшатнулся и пару раз перекрестился.

– А ещё бывший друид! – усмехнулась Бригитта.

– Прости, госпожа, но я впервые вижу нечто подобное.

– Неудивительно. В Эрине ещё до Палладия и Патрикея к богам стали относиться пренебрежительно, не в пример былым временам. Посему и не видели вы уже давно нормальных чудес! Итак, к делу. Чтобы ты понимал, он везде такой… пушистый. В этом виде мальчугану две дороги – либо в лес на веки вечные, путников стращать, либо к фоморам. И то, и другое – никак не выход. Поэтому выручай.