Андрей Кайгородов - О.С.А. Роман

– Судьба у каждого своя. Судьба – это своего рода твоя медицинская карта или книга, где все учтено, причем очень подробно и очень детально. Только не думай, что это какая-то метрическая бумажная книга. Нет. Это не записано буквами и цифрами, я как бы не пытался, не смогу тебе толком объяснить, что это.

– В общем и целом я понял. Все это так банально и предсказуемо. Есть один маленький вопрос: что, совсем никакой свободы? – сыронизировал Семен.

– Я точно не знаю, но мне кажется, когда ты начинаешь грести против течения или сбиваешься с намеченного для тебя пути, то…

Мужчина на мгновение замолчал, затем продолжил:

– Каждый твой шаг не то, чтобы выверен – дороги проложены с поворотами, развилками, местами проживания и прочее. А возможно, и более детально, не знаю. Кто-то трудился как архитектор, чертил твою жизнь, выводя ее линией за линией. А ты теперь возводишь это здание.

– Кто? – лукаво посмотрел на незнакомца Семен.

– Неважно. Я сейчас о другом. Этот проект, чтобы тебе было понятно, он не полностью воплощен в жизнь. И когда ты отходишь от плана постройки своей жизни, вот тут вмешивается другая мощная сила, которой данные обстоятельства не нравятся, и она стремится прекратить этот проект, попросту его закрыть. И несомненно закроет, если… – незнакомец замолчал, что-то обдумывая, а затем продолжил.

– Тебе дается возможность реализовать этот проект, начерченный для тебя. Возвести, так сказать, свое здание и создать очаг, наполнить его предметами по твоему вкусу. Только…

Мужчина вновь замолчал, испытующе смотря на Бокалова.

– Только? – повторил Семен с вопросительной интонацией.

– В другом времени.

– В другом времени?

– Ты что, передразниваешь меня?! – возмутился мужик.

– Нет, – вновь улыбнулся Семен, – не передразниваю. Просто это все очень странно и смешно. В другом времени.

– Да, в другом времени. Я доставлю тебя туда, куда пожелаешь. Жизнь кардинально не изменится, она останется такой же, как есть, как написано в книге, лишь поменяется время и люди вокруг тебя.

– Как же это может быть, чтобы люди и время вокруг меня поменялись, а жизнь моя не изменилась?

– В том-то все и дело: чтобы не переписывать заново, таких, как ты, помещают в другое время, и человек проживает жизнь в том времени, в котором ему будет комфортно, а затем он, как все, умирает.

– А в этом времени что будет со мной?

– Ничего, – ответил незнакомец. – Просто тебя здесь не будет. Ты не подумай, что это какое-то метафизическое перемещение: здесь ты умер, а там родился вновь, нет. Я перемещу тебя вместе с телом, в том, в чем ты сейчас есть. Из этого времени ты исчезнешь без следа. Возможно, тебя объявят в розыск, если, конечно, есть кому, станут искать, но не найдут. Ты объявишься в том времени, в каком пожелаешь, а я постараюсь встроить тебя в окружающую среду.

– А если бы Пушкин знал исход своего похода на Черную речку? Если бы ему не просто сказали, что его убьют, а показали бы все это как наяву? Чтобы он выбрал? Мне кажется, что он все равно бы пошел.

– Может, и пошел бы, – пожал плечами незнакомец, – возможно, повел бы себя там по-другому.

– Нет. В том-то и дело, что не повел бы. Он бы не смог убить ненавистного ему Дантеса. В пушкинском гении злодей не водился, увы. А в Дантесе не водилось ничего, кроме злодея.

– Ты можешь не переживать по этому поводу, – произнес незнакомец негромко, воровато оглядевшись по сторонам.

– По поводу Дантеса?

– Нет. По поводу другого.

– Пушкина?

– Да. Он нормально дожил, я его… – незнакомец сердито откашлялся, словно бы давая понять, что этот разговор окончен. – Так что?

– Что «так что»? – не понял Бокалов, о чем идет речь.

– Насчет тебя что? Остаешься или…?

– А что же Пушкин-то? Я не понял.

Незнакомец вновь оглянулся.

– Стихов он больше не писал, – негромко, но со знанием дела, произнес тот.

– Стихов? – повторил за ним Бокалов.

Вид у него был совершенно потерянный.

– А что тогда писал? – спросил Семен, удивленно вскинув брови.

– Прозу, – по-военному четко и кратко ответил мужик, и для ясности картины добавил, – толстые романы. Во Франции, если че.

– Если че? – совершенно не понимая, о чем идет речь, повторил за незнакомцем Бокалов.

– Ну, он сказал, что давно любит Францию и французский роман, в частности. В детстве он прочитал всю обширную библиотеку отца. А потом у него у самого была библиотека.

– Да, знаю, знаю, – кивнул Бокалов, – и то, что кличка у него была француз, тоже знаю. Но романы?