Юрий Крестиничев - История Балетты. Том I

– И вы ничего не делаете? – Конечно, там ближе. Но переходить через этот мост не просто бессмысленно. Это смертельно опасно. Близостью моста к северу пользуется любая нечисть. – Там работорговцы! У них сегодня график на выход. Получается, к ним со всех ног бежит расходный материал.

– Так ты у нас дипломат! И откуда ты знаешь, когда работают работорговцы?

– Дипломатия бесполезна, вводите войска.

– Какие войска? У нас квота на сорок человек!

Круг замкнулся. И кто после такого станет доверять этому господину? Единожды за него действительно зацепилась одна умная содержанка. Но Ринго стоял у власти, а его вожделенной избраннице грозила судимость. Далее следует прямая цитата одного из следователей, нанятого Ринго для расследования дальнейшего происшествия:

«Отношения их испортил товарный состав, ответственности за жизнь пострадавшей никто не несёт».

Писавший это явно увлёкся непонятно чем. Так, впрочем, происходило всюду. Такова жизнь в Гдето. Отношение власти соответствует, раз в росписях служебного содержания проступают подобные вещи. Я видел сообщение лично, и сестра моя видела. Благо, словно водой полили, из её памяти через два дня вышло абсолютно всё, а меня до сих пор сотрясает в судорогах.

Ужас будущего не должен случиться. А значит, пришло время скрыться за арочным пролётом.

– Эй, ты куда? – кричал мне вслед слегка ополоумевший от государственной службы брат.

– Просить немедленного освобождения от жизни!

Тем днём мог ли подумать я, что сулит мне ночная прогулка?

С центральным сплетением все районы связывали девять мостов Мора. Кем был этот «Мор», никто не задумывался. Я прошёл по пятому из них. Когда-то пространство нижних уровней удивляло меня своей особенной культурой. Люди здесь, хоть и бездомные, жили очень мирно. Закон один: хочешь спокойно выжить – проруби лежбище и не мешай другим. С ростом города беженцы переселились на дальние рубежи, но за собой убрали все пожитки.

Под любым из мостов Мора, встав на плечи друг другу, можно построить ряд вверх из пятидесяти человек. Здесь было удивительное эхо, но абсолютная ночная тьма, и чудо природы превращалось в пугающую опасность. Не нужно фарса. Я, постоянно падающий в обмороки, большую часть приступов ощутил именно здесь, натыкаясь на эти лежбища изо дня в день.

Примета прошлого времени. По какой ни проведи, на ладонях останется чёрная сажа. Влага из разбитого дренажа скапливалась на стенах. И если вы спросите, может ли быть, что промёрзло внутри газового гиганта, я наверняка отвечу «да». Деревянные игрушки. Избыточная роскошь. Я даже знаю, где их могли купить, но далеко отсюда. Мне представился деревянный конь без головы с засечкой на хребте. Или привиделся. Здесь не разобрать.

За столько лет в этом месте прожило три поколения, оставив свои следы. Куда попали дети… Они спешили, гонимые переменами. Быстрая эволюция вредна как для живого, так и для общества. Это общество не дозрело. Семена людских надежд. Они все похоронены тут. В лежбищах.

По огромному тоннелю я шествовал с маленьким фонарём, фитиль в котором догорал. Но я не признавал это даже для себя, ссылаясь в душе на ветер. И зря. Не забыть мне той минуты, когда сердце моё сотряс отнюдь не ветер.

Сначала я услышал словно падение капли, будто сюда каким-то образом просочилась вода. Это оказались шаги. Просто очень маленькой ноги. Кто-то бежал в мою сторону. А ведь обычно здесь и мародёры редкие гости. И как только в нескольких метрах от моего уха раздались вздохи, беглеца пришлось остановить.

На удивление беглец оказался беглянкой. Даже мне не пробежать такой путь без отдыха.

– Могу я узнать, зачем вы здесь?

Шаги прекратились. Лиц друг друга мы не видели. Лишь край одежды, да и то благодаря моему ручному фонарю. Едва заметная во тьме фигура убежала от меня. Придётся явить жест доброй воли. Подняв фонарь вверх, я осветил лицо, но ошибся, только сильнее напугав беглянку.

– Вы не ирвин.

– Это что-то меняет? – Всё стало ясно. – Покажись мне.

Я поздно догадался, что беглянка была ирвинкой. Конечно. Она ведь бежала в полной темноте, не споткнувшись, не падая. Чуть пройдя вперёд, я увидел тот белый ободок, отделявший склеру глаза от всего остального, чёрного. Другое оставалось для меня скрыто.

Ирвины. Мы уже говорили о них. Другой этнос, другой язык, другая вера. Они пришли невесть откуда, но остались надолго, став изгоями повсюду. На них смотрели подобно приближающейся к тебе тёмной силе. Почему ирвинов невзлюбили?