В воздухе приятно ощущалась соль, проходящая через щели. Этажом ниже пятеро стариков устраивали насыщение ингаляцией. Солнце стремилось к закату. Тогда же Нотус вышел на лестницу к окну и задался вопросом:
«Оставляя её на тебя, сестрёнка, я думаю… Я вернусь в этот мир через четырнадцать веков, когда время будет делиться на две части, затем ещё на две. Каким он будет… Каким он будет… Что будет лелеять? В чём он погрязнет? Где же его отправная точка? Я вернусь через четырнадцать веков и сам увижу. За этот промежуток найдётся мне место везде. В каждом видимом мгновении. Вы начнёте замечать меня как тень. И если не обратите внимания, тень эта удвоится. Чего я и сам не желаю. Но в тот момент произнесите моё имя и прославьте его. И я предстану перед вами через четырнадцать веков. А пока… – оглянулся он назад. – Пойду на солевую ингаляцию».
Глава 2. Первородный ирвин
Молодой господин Ноэль, окружённый группой дилетантов, стоял перед портретом на входе дома культуры. Семинар за семинаром шёл в его жизни. Глаза цвета недозрелого миндаля носились из стороны в сторону в поисках, чего бы нового увидеть. По природе своей он ни в чём не нуждался, ни к чему не стремился. Брюки его заказного пошива переживали четвёртый год, пиджак и того больше. Перекинутая через плечо сумка сопровождала его с начала работы здесь.
Очки приходилось менять каждые полгода, и дело это, когда один глаз не видел близко, а другой не видел вдали, было не из дешёвых. Пособие в восемьсот условных единиц, выплачиваемое ежемесячно, не приносило в дом его достатка. Когда Ноэль почувствовал себя счастливым? Счастье пришлось на тот момент, когда в одной из сотни деклараций кто-то обсчитался и направил ему выплату в восемь тысяч вместо восьмисот. Боже, как радовался Ноэль! Но днём позже бедолага получил письмо с требованием вернуть выплату, если он только не хочет остаться без пособий на год.
– Значит, четырнадцать веков назад…
Обращаясь к портрету, на нём можно лицезреть колоссальных размеров фигуру в чёрном балахоне. Старик, подумаете вы. Старик, ответят вам. Только этого старика звали Нотус. Что давало ему силу низвергнуть с земли любого. По праву всесильный образ его запечатлелся и нашёл отражение здесь.
– Сколько веков из четырнадцати прошло, как думаете?
– Говорят, исход четырнадцатого уже случился, и выходит…
Особо броский из группы четверых рядом с Ноэлем обратил на себя внимание не столько экспрессивностью высказанного, столько внешним эпатажем.
– Нотус находится среди нас? О да, за кварталом, на соседнем переулке, через стену…
Они расхохотались. Лишь один Ноэль не сводил глаз с портрета, заворожённый глубиной личности, на нём изображённой.
– И даже за вашими спинами.
Голос не относился к стоящим. Он возносился над ними, как возносится ропотливый гул перелётного косяка чаек. Кажется, существующий повсюду, во всех гранях пространства.
На лестнице стоял человек, чем-то похожий на Ноэля по одежде, но в дождевой накидке. Не все черты его лица Ноэль видел отсюда. Только глаза запали ему в душу. Слегка прикрытые золотистые глаза смотрели на стоящих внизу, и оттого незримое отягощение находило на видящего их в непосредственной близости. Человек улыбнулся.
– Существование Нотуса в прошлом неоспоримо… правда, деталь в его облике стёрта.
Жестом человек попросил обернуться к портрету.
– У Нотуса не было серых глаз. Нотус – первородный ирвин.
Фраза эта оказала на присутствующих особо резкое влияние. От одного слова «ирвин» четвёрка пришла в негодование, какого ранее не испытывала ни вместе, ни по отдельности. Человек явно готовился подставиться под штыки и вида не показал.
– Да чтобы Нотус был ирвином?! Этой швалью!..
– Не просто ирвином. – Человек в дождевике приложил ко рту руку, хотя, видимо, не собирался зевнуть, а делал это привычно для него. – Первородным ирвином. Это означает, что глаза его выглядели голубыми с белёсым ободком. Сейчас таких уже и не встретить. Никак не серыми.
Самый бойкий выступил против него на глазах Ноэля.
– Откуда вы это взяли? Как мы можем знать, действительно ли Нотус был ирвином, если подобное утверждает человек, не обладающий никакой квалификацией? Мы же являемся представителями…
– В этом и есть ваша слабость.
У четверых, едва ли не уверенных в своей победе над стоящим на лестнице, поперёк горла встал ком. Фигура, отведя шею назад, вальяжно вздохнула, цокнув языком об нёбо.
Читать дальше