Иван Пальмов - Человечики

–Он настоящий! – выкрикнул я, и, осмотрев со всех сторон свое детище, я медленно сел.

Мой голос по-прежнему не выходил из уст и следующей проблемой, которую я надумал решить был звук. На стуле мне рассуждалось куда приятней. Я поздравил себя с первой победой.

…

Легкой дымкой охватило реку, туман поднимался выше, и вот уже заволокло весь мост. Сойдя с моста, Боба я не увидел, и просто побрел дальше. Нам обоим в этот момент захотелось тишины. Отдать все, чтобы тебя оставили в покое.

На отшибе города у оврага, стоял невзрачный, но при этом большой серый дом. Этот дом стал мне кровом на непродолжительное, но в моем случае не малое время. Наверняка и Боб нашел себе такой приют, где до тебя никому нет дела, просто потому, что и рядом ни кого нет. И я был бы только рад, если бы он сразу забыв обо всем, снова продолжил наш путь один. Ну а пока я знал только то, что у меня был дом. Дом предназначался для одной семьи и был не достроен, а поскольку с деньгами у них было туго, то и строить его было некому. Меня взяли, вроде, как на работу. Я достраивал дом, а взамен мне разрешили там жить. Вот так с холодного осеннего утра моя жизнь поместилась за четыре стены серого дома.

Ночи ходят под луной

Ты поди-поди за мной

На высокий бережок

Да с мосточка в реку скок!

Пролетая в междуречье

Ты схвати ее за плечи,

Порасправь крылаты руки

Улетишь и ты от скуки

Рисунок четвертый (рисуешь, рисуй). Глава четвертая.

…

В бескрайних просторах непроглядного горизонта на стуле сидел человек и этим человеком был я. Я сидел на стуле, а шло ли тут время? Нужно ли его кому отмерять? Однако сидел я невероятно долго.

«Хоть одного паучка найти, букашку мертвую в углу, да где уж, нет здесь углов. Только не впадать в отчаянье», – думал я про себя, старясь усмирить гнев. Пространство вокруг стало навязчивым, куда бы я не пошел, кругом было все одинаковым – белым. Легкие вкрапления оттенков пытались вмешаться в белизну, но тщетно, они все равно оставались белыми. Наконец этот ужасный стул, который я проклял, едва ли, не раньше, чем создал. Стул везде меня находил, я оставлял его, старался отвязаться, пинал, но через ровное количество времени он все равно меня находил. Неизвестно, как в этом пространстве перемещаются стулья, но мой стул всегда делал это незаметно.

– Послушай, зачем ты меня преследуешь, иди, погуляй уже где-нибудь, – советовал ему я

– Может, ты боишься, а? Так я тебе скажу, бояться здесь нечего, кроме меня здесь ни кого нет. Уйди, прошу тебя, – теперь я пытался вызвать какую-то жалость.

–Не можешь или не хочешь? – я лихорадочно засмеялся, представив при этом и себя самого стулом. Затем на секунду, жуткий страх пронзил меня и швырнул на пол. Я закрыл глаза, боясь как не сойти бы с ума.

…

Постарайтесь не попадать в такие дома, во всяком случае, надолго, ибо моя история не даст вам советов по выживанию. Целый месяц лил дождь, вернее кроме первой недели, когда был жуткий ветер, а потому я и не высовывал оттуда своего носа. Большую часть суток я умудрялся проспать, а ту меньшую что оставалась, валял дурака, горланя песни, танцуя и бегая взад вперед. Неудивительно, конечно, и то, что время от времени, мне становилось ужасно грустно и даже скучно. И если грусть в своем роде тоже неплохое чувство, то скука уж ни как не добродетель. Это становится ясно, когда скуку пытаешься описать. Грусть вбирает в себя плохое, но борется с ним чувством надежды и справедливости, скука же, угнетает, не давая ничего взамен. В таких местах, как этот дом, проще всего разобраться в чувствах, не в своих собственных, а вообще. В человеческой природе, в принципе. Пытаясь обуздать природу, первым делом, как просохло на улице, я решил покрасить дом. У меня была только красная краска, но в каком именно цвете должен быть дом, мне указаний не было, а потому я решил сам пофантазировать на тему: как сделать то что хочется из того что по определению должно быть?

Рисунок пятый (что бы это могло быть?). Глава пятая.

…

Стараясь рассмотреть детали, я пялился на табурет, пытаясь увидеть в нем то, чего не смог разглядеть раньше. Каждая щепочка была изучена мной по тысячу раз и перепроверена снова, я высматривал поры, а взгляд устремлял в самую глубь. Просидев так несколько дней, иль сколь-нибудь дольше, я бросаю взгляд выше и вижу… облака. Пушистые серые замки, летающие по небу. У меня появилось небо. Пусть мое небо не синее и пускай, нет на нем солнца, главное, что оно есть и таким я, наверно, и любил его всегда.