Анна Бардо - Тень Мануила

Увидев, как от входа в отель отъезжает полицейская машина, я начал волноваться еще больше. Меня пробрала мелкая и неприятная дрожь: неужели все, о чем мне вчера рассказал Хасим, надо было принять всерьез и сообщить обо всем в полицию? Неужели ирония, свойственная нам обоим, и мне, и Хасиму, помешала разглядеть реальную опасность?

И вот, смутно предчувствуя беду, я в нерешительности толкнул стеклянную дверь. Заходя с залитой солнечным светом улицы в вестибюль, я случайно столкнулся с горничной. И лишь чуть привыкнув к более тусклому, чем на улице, свету, когда она смущенно отошла в сторону, я увидел ее бледное лицо, заплаканные глаза и отчаянный жест рукой. Она кинула мне поспешное «pardon» и быстро скрылась в подсобном помещении, как будто бы с трудом сдерживая плач.

Сердце мое колотилось слишком сильно: неужели действительно произошло непоправимое? Я подошел к стойке регистрации и увидел, что у мужчины-служащего лицо было едва ли не бледнее, чем у горничной. Я поздоровался и сказал, что ищу Хасима Рахмана, но не знаю, в каком номере он остановился. Я ожидал, что служащий начнет искать в своем компьютере его номер, но вместо этого он еще больше побледнел, глаза его суетливо забегали, он сперва в растерянности застыл, а потом, как будто собрав все силы, выпалил:

– Его нашли мертвым час назад… Только что увезли тело…

– Как мертвым?.. – оторопел я, хотя на самом деле уже был готов к этой страшной новости.

– Похоже на убийство, но полиция все еще будет проверять, вести расследование… – добавил служащий.

– Убийство?..

В голове у меня снова завертелся хоровод образов минувшего вечера: мужская фигура в черном, испачканный грязью тренч Хасима и его манжеты с запонками, наш разговор, кладбищенские коты, яблочный чай и кальянный дым, от которого у меня нестерпимо кружилась голова… Я пытался примирить живого, насмешливого, ироничного Хасима, только что говорившего мне в телефонной трубке про сотню оболтусов, не выносящего уличных торговцев, стамбульской грязи и собиравшегося сдать в местную химчистку свой испачканный кладбищенской грязью тренч, с этим жутким словом «убийство», но перед глазами все окончательно поплыло, губы пересохли, а ноги стали подкашиваться.

– Хотите воды? – участливо спросил меня служащий отеля.

– Да, пожалуй, – ответил я, бессильно опускаясь на диван. Голова кружилась, мысли путались.

Выпив воды, я кое-как поднялся и сказал:

– Спасибо, я, пожалуй, пойду.

Но служащий спохватился и обратился ко мне:

– Постойте, я совсем забыл: меня попросили записывать имена всех, кто может спрашивать вашего знакомого. И… – он помедлил, – я обязан записать ваше имя.

Соображал я плохо. Мысли так беспорядочно сменяли друг друга у меня в голове, что я не знал, за какую из них ухватиться. Но я вдруг понял, что, вполне возможно, именно я был последним человеком, видевшим Хасима живым. И, возможно, поэтому меня могут заподозрить в причастности к его убийству… В голове моей тревожно замелькали образы полицейских допросов… Но все же мысль, что бояться мне вообще-то нечего, постепенно одержала верх. Ведь, попрощавшись с Хасимом, я пришел домой и лег спать. И меня входящим в здание, где я живу, видели несколько человек. Хотя с другой стороны, я мог быть ценным свидетелем и рассказать полиции о том, что Хасима преследовали. Потому я, почти не сомневаясь, назвал свое имя и даже помог служащему записать его правильно, показав ему бывший у меня с собой паспорт.

Потом я побрел домой. По пятницам у меня была всего одна утренняя экскурсия, после которой я был свободен. Но если бы была еще одна, я бы, наверное, отпросился, сказавшись больным, поскольку сознание мое наотрез отказывалось понимать происходящее.

Я машинально поднялся к себе, заперся в своей комнате, не раздеваясь, прямо в одежде повалился на кровать и, должно быть, несколько часов провел в попытках осознать все то, что мне только что сообщили.

Осознать, однако, совершенно не получалось. Тем не менее лежать и смотреть в одну невидимую точку где-то в темноте было куда проще, чем заниматься какими-то делами там, на свету. В голове мало что помещалось, все пространство занимал кальянный дым да мелькали по очереди обрывки вчерашнего вечера: мусульманские обелиски, кладбищенские коты, темная фигура, метнувшаяся к выходу, и снова кальянный дым… А еще всплывали обрывки разговора:

– Он что, следил за тобой?

– Вроде того… Ничего особенного, какой-то сумасшедший гоняется за мной вот так уже несколько недель.