Юрий Еферин - Ларец Шкая. Мистический детектив

– Это еще почему? – удивился Вилен.

– Зарезали его вчера, – буднично, как будто речь шла о погоде на завтра, объяснил Паха.

– Как зарезали?

– Как, как, – с той же интонацией продолжил Паха, – грамотно. В самое сердце пиковину засунули. Он, похоже, даже охнуть не успел.

– А как это произошло?

– Я же говорю, стали мы его пасти. Пасли его дня четыре. На работу не ходил. Скорее всего, ушел в отпуск. В первый день выходил в соседний гастроном, с авоськой. Ну, там, булку, кефир купит. На улице ни с кем не разговаривал. А тут третий день не выходит. Ну, подумали, проглядели вертухая. Поднялись, позвонили в дверь, с понтом из ЖЭКа. Никого. Из автомата перезвонили Седому, тот говорит: по-тихому откройте и все прошмонайте. Наши заходят, а он с пиковиной в сердце, глаза открыты, на лице улыбка.

– Ну ведь кто-то же к нему заходил? – озадаченно спросил Вилен.

– Понятно, что заходил, не привидение же его мочкануло. Только наши не видели никого близко похожего на мокродела, кто б заходил в подъезд.

– Может, из соседнего подъезда через чердак? – предположил Вилен.

– Скорее всего. Ну, как ты сам понимаешь, обследовать чердаки мы не стали, привлекать внимание и вешать на себя чужой труп желающих нет.

– Да, дела, – задумчиво произнес Вилен.

– Кто-то концы конкретно обрезает, Виленыч, – подытожил свой рассказ Паха, – похоже, сторож был в теме.

– Или со следа сбивают, – предложил свою версию Вилен.

– Может быть. Но так или иначе, Седой попросил тебя связаться с Николаем и рассказать про убийство, короче, надо подключить МУР и найти этих уродов. Может быть, получится по горячим следам. Вон, Виленыч, автомат, а вот тебе две копейки, пошли звонить, – Паха взял Вилена за плечо и повел в сторону автомата.

Николай долго не поднимал трубку. Наконец хрипящая мембрана трубки передала знакомый голос:

– Капитан Сухоцвет слушает.

– Николай, это я, – возбужденно сказал Вилен.

– Здорово, Вилен, что-то срочное? – по голосу Николая было понятно, что тот загружен работой и не расположен говорить.

– Очень, – ответил Вилен.

– Тогда излагай, только покороче, убегаю. Кстати, тебе повезло, что я за папкой в кабинет вернулся.

– Звоню по поводу Филимонова… ну, этого вохровца, – чуть сбивчиво начал Вилен.

– Вилен, ё-моё! Я и так опаздываю, ты же сказал, что что-то важное, все, давай до вечера, потом поговорим.

– Николай, подожди, не бросай трубку, пожалуйста, – голос Вилена был предельно серьезен.

– А в чем, собственно, дело?

– Убили Филимонова вчера. В своей квартире.

В трубке ненадолго повисло молчание.

– А ты откуда знаешь? – задребезжала мембрана.

– Оперативная информация, – сказал Вилен и посмотрел на Паху.

В трубке снова повисла пауза.

– Паха?

Вилен снова посмотрел на Паху, тот утвердительно кивнул головой.

– Да.

– Судя по всему, он рядом, дай-ка ему трубку, – голос Николая становился все суровее.

Вилен передал Пахе трубку.

– Здорово, Павел Сергеевич, – с наигранным официозом начал Сухоцвет.

– Ну, здорово, Николай, – спокойно ответил Паха.

– Ваши сработали?

– Ты че, в натуре? Нет, конечно. Зачем бы тебе тогда было сообщать? Зашли уже после.

– Не наследили?

– Как можно! Аккуратно зашли и аккуратно вышли.

– Какой адрес?

– Записывай.

Паха продиктовал адрес.

– Все, до связи, – бросил Сухоцвет и повесил трубку.

– Ну, что сказал Николай? – спросил Вилен.

– Похоже, опергруппу сейчас туда отправит, – сделал вывод из короткого разговора с капитаном Паха.

– Да, Паха, вот тебе и «Лиловый куб», в такой он шар начинает закручиваться, это похлеще супрематизма будет.

– Да уж не шар это, Виленыч, а вихрь какой-то. Прикинь, Третьяковку ломанули, МУР, Седой лично занимается, сторожа завалили в самое сердце… Что ж за пацаны такие лютые этот «Куб» тиснули и на кой хер он им сдался?

– Не знаю, Паха, не знаю, но думаю – разберемся!

Как всегда, незаметно подкрался Новый год. Предновогодняя неделя мчалась, как тройка Деда Мороза, быстро, под звон колокольчиков. Зачеты и экзамены проходили легко и непринужденно с обильным присутствием обязательных символов Нового года – шампанским, мандаринами, конфетами, а иногда с коньяком и икрой.

В общем, последняя неделя радостно неслась к ежегодному всенародно горячо любимому советским народом апогею.

После установочной лекции у заочников Вилен забежал на кафедру. Кроме Тамары Петровны и Гали, там никого не было.