– А что с ним стало, с Яшкой-циркачом?
– С Яшкой-то? – Никанор Иванович хмыкнул. – Женщины его шибко любили, ну и он отвечал им, мягко скажем, взаимностью, – Никанор Иванович опять хмыкнул. – Хоть и был невысокий, но фигуру имел отменную, гимнастическую, сам с голубыми, как небо, глазами, решительный и смелый до безрассудства, с безграничным чувством юмора. Ну как перед таким устоишь! Не одной в городе красавице разбил сердце, а некоторым и судьбу. А по закону бумеранга все рано или поздно всегда возвращается. Вот возвратилось и Яшке, дожонглировался наш циркач. Застукал его у своей жены один очень высокопоставленный начальник.
– Да ну, и кто?
– Простите, молодой человек, не могу сказать, очень уж известный это был исторический персонаж.
– И что было дальше?
– Яшке удалось уйти через балкон, одно слово – циркач. Но то ли его все же узнала эта сановная фигура, то ли жена ему призналась, в общем, неизвестно, да это сейчас и не имеет значения, только на следующий день арестовали Яшку Шапито.
– И что же ему инкриминировали?
– Ну, конечно, не соблазнение чужой жены, – Никанор Иванович засмеялся. – Историю, разумеется, раздувать не стали, зачем государственной персоне такой скандал и конфуз? А вышли из ситуации просто и красиво, «пришили», как говорят в тех кругах, Якову Мордехаю, ведущему артисту Госцирка, грабеж со взломом, пальчиков его там было хоть отбавляй и фальсифицировать ничего не надо было, – Никанор Иванович опять хмыкнул. – И загремел наш Яша на десять лет лагерей. Вот так вот, молодой человек, как говорится, «любовь злодейка, а жизнь копейка».
– И почему вы мне про него так подробно рассказываете? – поинтересовался Вилен.
– Ну, вы же, молодой человек, сами попросили меня вспомнить тех, кто очень близко знал художника, а это, как я вам уже заметил, был самый близкий его друг.
– Друг-то друг, и наверняка мог бы рассказать много интересного, – Вилен слегка замялся, – только вот, я извиняюсь, Никанор Иванович, его, наверно, и в живых-то давно нет.
– А вот это пока неизвестно! – интригующе сказал Никанор Иванович.
Вилен даже опешил:
– Как же? Лагерь там… я и подумал… Так он жив?
– Не знаю, не знаю. Но, по крайней мере, около года назад один мой знакомый рассказывал мне про человека, который, возможно, и есть Шапито.
Вилен чуть не подскочил со стула:
– Жив, вот удача! А где он живет? Адрес есть у вас, дорогой, Никанор Иванович? Я сейчас же поеду к нему! – Вилен достал из кармана записную книжку и ручку, собираясь записать такой нужный адрес и немедленно помчаться к легендарному Яшке Шапито, который уж точно должен знать секрет «Лилового куба».
– Только вот, молодой человек, адреса я не знаю, – Никанор Иванович развел руками.
– Как не знаете? – вырвалось у Вилена.
– Да и не в Москве он живет. Дорога сюда ему была заказана сразу, после отбывания срока, поражение в правах – за сто первый километр, и не одним метром ближе. Но не только по суду. Передали ему тогда слова того партийного бонзы, что, если Яшка вдруг захочет сунуться в Москву, просто получит пулю в люб, без всяких там формальностей.
– А может, вы знаете, где он обосновался?
– Вот где обосновался – знаю, если это, конечно, он, – с улыбкой сказал Никанор Иванович.
– И где же?
– Там, где и сидел – в Мордовии!
От услышанного Вилен буквально остолбенел. «Что ж такое творится! Опять Мордовия! Просто наваждение какое-то…»
А вслух переспросил:
– В Мордовии?
– Ну да, в ней, родимой, там же лагерь на лагере и леса непроходимые, – усмехнулся Никанор Иванович.
– Да, это я в курсе, – сказал Вилен и вспомнил странный сон, как он оказался в страшном мордовском лесу, а рядом какой-то странный персонаж. – А как там его найти? Вы говорили, у вас есть какой-то знакомый, который вам про это рассказал. Верно?
– Да, есть, – Никанор Иванович снова высморкался, – мой коллега по музейной работе, директор тамошнего краеведческого музея Киушкин Иван Силыч, прекрасный человек. Мы встречались с ним в прошлом году здесь, в Москве, на конференции музейных работников, ну и разговорились. Я уж не помню с чего, но рассказал я ему эту историю про Яшку. И что бы вы думали, он мне говорит, мол, по соседству в школе работает завхозом Яков Мордехай, руки у него просто золотые, умеет все и мне часто помогает по музею – с реставрационными работами, с оформлением экспозиций. Рукастый, но молчаливый, полслова лишнего не скажет. Не твой ли, говорит, это Яшка Шапито, сидельцы – они, мол, все молчаливые, к тому же с твоих слов сидел в Мордовии, мог, мол, и осесть здесь после отсидки. Я ему говорю, примета у него особая на лице была, чуть ниже левого глаза, на скуле, небольшой шрам в виде трехконечной звездочки. А он говорит, что насчет шрама сказать не может, так как лицо у него все в глубоких морщинах и шрама он не замечал, нужно присмотреться.
Читать дальше