Дмитрий Янковский: Штурм бездны: Море. Цикл «Охотник»

– Ногами пошевели, – произнес я, чувствуя, как сел голос.

– Вот дурак! – Ксюша пошевелила ступнями.

Я наклонился к ней, она обняла меня за шею, и я помог ей встать.

– Поясница будет болеть, – пожаловалась она.

Ее винтовка отлетела довольно далеко в сторону, но ломаться в ней уже было нечему, к тому же лиственный покров как ковер, способен и не такой удар погасить.

– Извини, – произнес я.

– Да ладно. – Ксюша отмахнулась. – Опять на грудь пялился, когда я глаза закрыла?

– Нет… – честно ответил я.

– А куда?

Я снова опустил взгляд.

– Трудно с вами, пацанами, – вздохнула она. – Но и без вас тоже не очень. Скучно. А так веселья, хоть отбавляй.

Я ощутил, как наливаются жаром кончики моих ушей и щеки.

– Ты вообще в курсе, что я уже выбрала? – спросила Ксюша, повернувшись ко мне спиной.

Жар на моей коже сменился ледяным холодом. Я понял, о чем речь, но заподозрил, что она назовет другое имя. Не мое.

– В курсе? – с нажимом переспросила она.

– Нет, – выдавил я из себя.

– Ну, тогда я ставлю тебя в известность, – не оборачиваясь, продолжила она. – Во избежание подобных, и других последствий, чтобы ты успокоился, и не пялился на меня в неподходящее время, я тебе официально сообщаю, что я в тебя влюблена, и выбрала тебя в качестве пары. И через несколько лет я стану твоей женой, мы с тобой будем спать в одной постели, и делать все, что на тот момент разрешит Дохтер.

У меня в горле застрял ком такого размера, что не получалось сглотнуть.

– В общем, подожди немного, не торопи события, – добавила она, закидывая винтовку на плечо.

Но позвонки ей похоже, действительно дернуло не слабо, она скривилась, и опустила винтовку прикладом на землю.

– Я виноват, мне нести, – твердо заявил я, усиленно отгоняя в воображении роящиеся эротические фантазии.

– Не имею возражений. – Она оставила в руке винтовку, а на меня нагрузила рюкзак поверх моего ранца. – И если в бухте спокойно, будешь еще, в наказание, мне массаж спины делать.

«Ага, в наказание…», – Мне пришлось представить вкус кислючей незрелой ежевики, чтобы губы невольно не растянулись в улыбку.

Мы двинулись вниз по склону, уже не нарушая правил. Ксюша впереди, я сзади. Есть хотелось сильно, но дохлый патрульник, оставшийся позади, не вызывал аппетита не смотря на схожесть с крабом. Никто из нас никогда не ел мясо биотехов, и не собирался этого делать. И дело не в каких-то табу, и не в отравленном мясе. Просто все знали, что для повышения сообразительности тварей, при их создании, использовались гены человека, в числе прочих.

Лес становился все реже, но на открытых участках, куда солнечный свет попадал беспрепятственно, разрастался густой и колючий подлесок, состоящий местами из христова терновника, а местами из ежевики. Некоторые ягоды уже созрели и почернели, другие оставались красными. Мы с Ксюшей не удержались, устроили привал, и принялись собирать урожай, стараясь не пораниться о длинные колючие ветви. Не смотря на голод, я почти не ел, все собирал для Ксюши. После пары жменей сладких ягод она перестала дуться, и на ее лицо вернулась привычная улыбка.

– Сам поешь, – рассмеялась она. – Извинения приняты.

– Мне оно не поможет, – признался я. – Что есть, что нету. Мне бы рыбки свеженькой.

Мы двинулись дальше. Ксюша расходилась после рывка, уже не морщилась, и винтовку закинула на плечо. А у меня от ежевики ладони стали фиолетовые, как у Дохтера, после того, как он пытался сделать чернила для ведения дневника поселения.

За кустами христовой колючки открылось море. Ну, не само по себе, а длинная узкая бухта, уходящая строго на запад. Оба ее берега были холмистыми и извилистыми, и на этих холмах виднелись развалины древнего города. В небо, подобно гнилым зубам, торчали бетонные каркасы многоэтажных домов, обломки заводских труб, а некоторые дома даже не плохо сохранились. Те, что были подальше от моря.

Примерно в двух километрах от нас к западу, из воды торчали стальные мачты и надстройки затопленных кораблей. Собственно, они и обозначали, хотя и очень приблизительно, границу безопасной зоны. Их потопили биотехи, но другие корабли, находившиеся совсем близко к нам, по-прежнему стояли у причалов. Некоторые накренились от воды, попавшей в трюмы, но большинство стояло ровно, хотя на бортах и виднелись пятна ржавчины вдоль ватерлинии.

Такая странная сохранность кораблей объяснялась очень просто. В бухту впадала река, и опресняла всю акваторию восточнее затопленных кораблей. Биотехи не могли зайти дальше. Ну, если река полноводная, то не могли. А когда пересыхала, то заходили, но уцелевшие корабли не топили, потому что не чуяли внутри людей. Какой смысл подрываться попусту?