Лариса Шкатула - Обратная сторона личной свободы

– Пожалуйста, Люда, сними себе квартиру. Не жалей денег. Я пришлю тебе столько, сколько нужно.

– И долго ты будешь меня содержать? – ворчливо проговорила Людмила.

– Пока не выйдешь замуж, – улыбнулась мама. – Тогда я с чистой совестью передам тебя с рук на руки.

– А если я не выйду очень долго? – посмеялась Людмила.

Люда познакомилась с Димкой, когда он в своей солдатской робе копал траншею. Почему-то один. Копал и при этом что-то декламировал. Явно рифмованное.

Она приостановилась и будто невзначай стала слушать, что он там бормочет.

Иду я против топора,

В руке сжимая лом

Как символ торжества добра

В его борьбе со злом.

Люда вспомнила: стихи сатирика Игоря Иртеньева.

Он приговаривал, замолкая, а потом начинал опять.

Людмила подумала: надо же, какой нынче солдат продвинутый пошёл! Под стихи копает… Но всё-таки копает вручную, можно подумать, что в армии техники никакой нет. Или у них такой способ наказания: лопату в руки – и копай от забора до заката?

– Здравствуйте, девушка, вам тоже нужно что-нибудь выкопать? – спросил он, когда она уже собралась идти дальше.

– Нет, спасибо, ничего не нужно, – невольно хихикнула она. И чуть было не добавила: «Разве что могилу».

Но он бы не понял, почему у такой молодой и на вид успешной герлы такое похоронное настроение.

За один день, что мама была в городе, Людмиле показалось, будто они успели сблизиться, как никогда раньше, и теперь она, успокоившись и поняв, что не так уж одинока, будет жить дальше с песней по жизни.

Но мать уехала, и на неё опять навалилась тоска. Рыжий, наверное, сказал бы: «Идет нормальный процесс, переоценка ценностей».

Парень с лопатой между тем внимательно посмотрел на неё и сказал:

– Тогда, может, хотя бы имя своё скажете солдату, чтобы он мог засыпать с ним на устах.

Она, не сдержавшись, фыркнула. Но просьбу выполнила:

– Людмила.

– Да, – зачарованно протянул он, – с таким именем можно не только засыпать, но идти в атаку и сражаться на турнирах… Мила. Мила-я, ты услышь меня-а…

Такой вот приколист.

– А меня Дмитрий. Дмитрий Князев.

Он стоял внизу, в траншее, опершись на лопату, и, не скрываясь, оглядывал её с ног до головы.

– Так я пойду? – неуверенно спросила Люда, почувствовав от его взгляда почти робость. Можно было подумать, что он вдруг приобрёл на нее такое влияние, что она даже разрешение у него спрашивает. На свободное хождение по улицам, между прочим.

– А давайте завтра встретимся? – предложил он.

– Здесь?

Сказала и подумала, что определенно в его взгляде есть что-то магнетическое. Она будто сама не своя, лепечет глупость всякую.

– Почему – здесь? Можно и возле фонтана у «Авроры». В шесть часо.,

«Аврора» – кинотеатр, подле которого стоит скульптура девушки в шинели, с ружьём. Её почему-то тоже называют Авророй. Поскольку эта скульптура поставлена здесь ещё во времена Советского Союза, то символизирует она, очевидно, зарю коммунизма. Правда, сейчас никто об этом не задумывается. И молодежь привычно назначает возле неё свидания.

Парень, вспомнив о чём-то, помрачнел. И пояснил для неё:

– Если, конечно, прапорщик опять не привяжется.

– Пятнадцать минут я подожду, – сказала Люда, проникаясь сочувствием к солдату.

– Это правильно, – согласился он, – международная норма ожидания. Только обычно я никуда не опаздываю, а уж после пятнадцати минут точно не приду.

Но сладилось у него, как видно, с прапорщиком, потому что Димка пришёл вовремя. Минута в минуту. Вообще они одновременно подошли к месту свидания с двух сторон.

Посмотрели друг на друга, одновременно хмыкнули, а потом и рассмеялись. Они сразу начали общаться будто на одной волне. У Людмилы никогда такого не было. Ни с кем. Даже с Рыжим. Чтоб вот так, с одного взгляда чувствовать одно и то же.

До встречи с Димкой – Дмитрием Князевым – у Людмилы случилось много чего плохого. Откуда бы в её жизни взяться хорошему, если у неё не было ни постоянного жилья, ни близких людей? Вон даже родную мать будто заново обретала. Да и то с натугой, сопротивляясь неизвестно почему.

Когда она рассталась с Переверзевым, то была так опустошена – не горем, нет, разочарованием в жизни, в мире, который не принимал её с распростертыми объятиями, а только пинал без устали, словно она была какая-то отверженная. Неудачница. Несмотря на наличие родственников, как будто одна на свете. От подобных мыслей ей просто жить не хотелось. Разве она хуже всех? И вообще, за что ей такая судьба?