Владимир Титов - Медальон

– Клятвой верности обязуюсь! – воскликнул тот, что был наиболее высокого роста, и протянул руку со свёртком вверх. Он был одет, как и все, в чёрный плащ с капюшоном.

Стоящие рядом продолжили:

– Клятвой верности обязуюсь! Во что бы то ни стало сохранить честь и славу нашего народа, не предать его и не отдать врагам его ничего!

– Так поклянёмся же кровью, братья, и защитим реликвии! – закончил высокий и стянул ткань со своего свёртка. Остальные последовали его примеру: четыре клинка засияли в свете свечей, что были расставлены по всему подземному помещению. Словно вспышки от фотокамер, они слепили своих владельцев и напоминали волшебные огни из старых сказок.

На клинках этих странных людей было выгравировано «Ahnenerbe», что в переводе с немецкого означало «наследие предков». Длина самого оружия составляла половину роста его владельцев, но, несмотря на это, держали клинки одной рукой.

После словесного обращения все четверо сделали порез на левой руке и прижали ладони к мраморному склепу в центре комнаты. Клятва была дана и засвидетельствована. Но как только руки всех четверых оторвались от мраморной крышки, в помещение вбежала дюжина немецких солдат в чёрных, как мазут, кителях. Замелькали красные повязки с двумя страшными для каждого столкнувшегося с немецкими оккупантами человека буквами – «SS». В помещении раздались крики:

– Не стрелять! Брать живыми!

– Сюда! Они здесь!

– Держи их! – кричали один за другим немецкие солдаты. Всего через несколько мгновений четвёрка у склепа была окружена. Мужчины переглядывались между собой, не выпуская клинков из рук. Встав спина к спине, они, казалось бы, готовились к смерти.

– Откуда они узнали? – спросил самый низкий из четверки, пристально присматриваясь к солдатам в попытке найти командира или офицера. Двое стоявших справа и слева от него лишь покачали головами в недоумении. Четвёртый же, высокий, хранил молчание и, только крепче сжав меч, готовился к битве.

– Не опозорим предков! – с этим криком он кинулся на троих немецких солдат, которые были ближе к нему, но тут же был остановлен тремя сквозными выстрелами. Камнем рухнул смельчак, а за ним, с неприятным металлическим лязгом, упал и его меч.

– Ридрих! – воскликнул низкий и кинулся в схватку. Остальные последовали его примеру, и завязался неравный бой.

Немецкие солдаты уже собрались стрелять, но офицер дал команду: «Примкнуть штыки!» – нужно было только ранить или обезоружить противников. Лязг металла смешался с криками и воплями. Троица в мантиях билась, словно каждый из них был искусным фехтовальщиком из шестнадцатого века. Они ловко то обезглавливали солдат, то отрубали им конечности.

– Справа, Шульц! Делай оборот, Гебельс! – командовал низкий, ускользая от штыков врага, словно колибри, мелькающая меж шипов ядовитого растения.

– Гаус, сзади! – крикнул Шульц в попытке предупредить друга, но штык противника оказался быстрее слов и проткнул невысокого воина. Гаус из последних сил достал из-за пазухи шашку динамита и поджог фитиль от стоявшей рядом свечи, и тут же упал замертво.

– Бегите! – успел выкрикнуть он до того, как его проткнуло ещё два штыка.

Гебельс и Шульц, недолго думая, ринулись к выходу из катакомб. Петляя по коридорам, они слышали приближающихся к ним солдат, но вдруг стены и пол подземелья содрогнулись, и товарищи упали. Взорвалась динамитная шашка.

Спустя несколько минут они, с трудом поднявшись, всё-таки выбежали наружу. На улицах Берлина началась погоня: патрули поджидали их за каждым углом, но они продолжали бежать. Наконец, добравшись до водосточного канала, они остановились.

– Шульц, прыгай! Я их задержу! Двоим нам не спастись! Будем честны, только одному суждено выполнить клятву. Я уже отжил своё! Передай Элизабет, что я люблю её! – Гебельс выхватил пистолет и, дождавшись, когда Шульц отвернётся, толкнул друга в канал.

Сам он побежал в противоположную сторону и зашёл в небольшой дом. Оттуда он отстреливался некоторое время, пока патроны в его пистолете не кончились. Плывя по каналу, Шульц ещё долгое время слышал выстрелы из винтовок и крики немцев, но затем всё стихло. Обессиленный, он причалил к берегу и там же упал без сознания.

На палубе стало тесно: собралось больше тысячи человек. Матросы и десантники седьмой пехотной дивизии толпились, чтобы выслушать адмирала Кинкейда. Это был невысокого роста человек с очень сильной харизмой, его лицо было покрыто морщинами, а взгляд выражал заботу о людях перед ним. Встав у ораторской стойки, сколоченной матросами на скорую руку, и устремив взгляд своих карих глаз вдаль, он начал свой монолог.