Даниэль Дефо - Приключения Робинзона Крузо. Перевод Алексея Козлова

Обступившие нас матросы стали спрашивать, кто мы, сначала на португальском языке, потом на испанском, потом на французском языке, но я не понимал ни одного из этих языков. Если бы не шотландский матрос, случайно оказавшийся на корабле, поговорить бы нам так и не удалось. Я объяснил шотландцу, что я англичанин и сбежал из неволи, находясь в плену у Салехских мавров. С этого момента мы были желанными гостями на корабле и нам позволили перенести на палубу все наши пожитки.

Вам будет трудно представить ту радость, которая объяла меня, когда я осознал, что выскочил из своего бедственного, чудовищного положения. В порыве благодарности за своё освобождение я предложил капитану корабля всё, что у меня было. Но эта благородная душа отказалась от моих дарений, в довершении чего капитан сказал, что ничего у меня не возьмет и по возвращении в Бразилию всё до последнего гвоздя мне будет возвращено в целости и сохранности.

«Я был готов спасти вашу жизнь точно так же, как я вижу, вы, находясь на моём месте, были бы готовы спасти мою! – задумчиво сказал он, – Кто знает, не придётся ли мне когда-нибудь воспользоваться вашей услугой. Кроме того, я вынужден буду высадить вас в Бразилии, которая отстоит от вашей родины на такие расстояния, что, окажись вы без вашего оружия, вы умрёте там с голоду. Я не в состоянии приговаривать спасённого мной к смерти после того, как спас его. И не просите меня, уважаемый господин англичанин, я даю вам приют из сочувствия, полагая, что ваши вещи могут помочь вам уцелеть в Бразилии, даровав вам возможность вернуться на родину».

Он оказался очень щепетилен в исполнении своих обещаний, и искренне запретил матросам хоть пальцем касаться моего имущества и взял его под свой контроль, составив самую подробную опись, а потом вручив мне её, дабы я мог получить всё в целости и сохранности, не забыв включить в неё даже даже три моих верных глиняных кувшина!

Касаемо же моего баркаса, то учитывая, что он был новый и находился в приличном состоянии, капитан тут же предложил мне выкупить его, спросив, как я оцениваю его стоимость. Я отвечал, что поскольку он был чрезвычайно великодушен ко мне, мне не пристало набивать цену и я с радостью дарю его ему. Он сказал, что даст мне расписку на восемьдесят реалов, и заплатит по приходу в Бразилию. Если же в Бразилии кто-нибудь посулит мне большую сумму, то и он даст мне больше. Кроме того, он предложил мне шестьдесят реалов за моего мальчика Ксури. С ответом на это предложение я медлил, мне очень не хотелось отдавать Ксури капитану. Мне не хотелось продавать свободу честняги, который так много сделал для обретения мной свободы и с такой верностью служил мне в наших бедствиях. Когда я в великом смущении объяснил эти соображениями капитану, они показались ему вполне правильными, логичными и справедливыми, и он пообещал освободить Ксури через десяти лет, если тот согласится принять христианство. Ксури согласился последовать за капитаном, и я вынужден был уступить его новому владельцу.

До самой Бразилии мы плыли вполне благополучно, и через двадцать два дня после нашего освобождения мы наконец достигли залива Всех Святых. Благодаря Провидению, я выпутался из самого бедственного положения, какое может настигнуть человека, и теперь мог спокойно принять решение, что мне делать дальше.

Я был просто обласкан великодушным капитаном, ведь он ничего не согласился взять с меня за приют и заботу в этом путешествии, тут же выкупил у меня шкуру леопарда за двадцать дукатов и шкуру льва за сорок. По прибытии он велел возвратить всё принадлежавшее мне на его корабле в полном объёме и купил у меня то, что я продавал. Это был мой ящик с вином, пара ружей и кусок белого воска, из которого я мастерил свечи. Одним словом, на круг я выручил за всё это не менее двухсот пиастров. С этими деньгами в кармане я ступил на берег Бразилии.

Вскоре после этого благодаря капитану я был введён в дом такого же человека, как и он сам, порядочного честняги, местного хозяина плантации сахарного тростника и владельца сахарного завода. Я проработал у него какое-то время и познал таинства разведения сахарного тростника и секреты приготовления из него сахара. Узрев, какой роскошной жизни предаются счастливые колонисты американцы и как стремительно они богатеют, я решил получить разрешение правительства, бросить здесь якорь и по возможности самому стать плантатором. Я стал ломать голову, как мне вернуть деньги, вложенные в Лондоне. Я получил подданство, и прикупив столько необработанной землицы, сколько позволяли мне мои накопления, стал составлять план моей будущей плантации и домовладения, которые можно было позволить себе на деньги, выписанные из Лондона.