Сергей Михайлов - Колыбель качается над бездной

Я кивнул. До меня что-то начало доходить, хотя и с великим трудом.

– Ну, дали. Да ты-то откуда знаешь?

– Да всё очень просто, Витенька. Вызывает меня сегодня спозаранку Семёнов и объявляет, что с завтрашнего дня мне предоставляется двухнедельный отпуск. Я сначала перепугалась, не случилось ли что, думаю. А он и говорит: мужу твоему, тебе то есть, путёвку дали на двоих, в дом отдыха. Директор, мол, команду дал: отправляй Смирнову в отпуск. Откуда Агапов узнал о твоей путёвке, можно только догадываться. Видать, сильные у тебя покровители, Витенька.

Агапов, покровители… Абсурд какой-то! Что это ещё за покровители, хотел бы я знать. Ни Власов, ни даже Крымов не имеют такой власти, чтобы давать указания директору крупного института, с которым, к тому же, у них нет никаких общих дел. Моя контора и НИИ, в котором трудилась Лена, – два совершенно параллельных мира, которые никогда не пересекались и вряд ли пересекутся.

Мне стало тревожно. Что-то здесь не вяжется. Для Лены же, похоже, всё это было в порядке вещей.

– Если бы ты видел его лицо! – снова рассмеялась она, не замечая моего беспокойства. – Испуганный какой-то, потерянный, глазами хлопает, говорит сбивчиво, невпопад. Мне даже жалко его стало.

Это она о Семёнове, своём завлабе, догадался я. Вслушиваясь в её звонкий голосок, я пытался отмахнуть от себя тревожные мысли, которые, словно червь, грызли меня изнутри.

Вывод напрашивался только один: решение о моём отпуске было принято не Крымовым, а кое-кем повыше. Дело в том, что наша фирма не была самостоятельным предприятием, а входила в состав крупнейшего холдинга. Этот факт старались не афишировать – по крайней мере, в документах компании, которые изредка проходили через мои руки, ни словом об этом не говорилось. Но слухи ходили, причём самые разные. А слухи, как известно, на пустом месте не рождаются. Значит, что-то за всем этим было. Но что именно, не знал никто. За исключением, может быть, Крымова. Хотя и он, как я подозревал, знал лишь ту долю правды, которую ему позволили знать. Кто стоял во главе холдинга, также было тайной за семью печатями. Не уверен, известно ли это было и самому Крымову. Мелькала, правда, в наших кулуарах фамилия «Иванов», но с таким же успехом могла быть названа фамилия «Петров» или «Сидоров».

Если моя судьба решалась на таком уровне, тогда всё объяснялось легко и просто. Один звонок «Иванова-Петрова-Сидорова» куда следует, и весь этот сонм Агаповых, Семёновых и чёрт знает кого ещё вытянется во фрунт, щёлкнет каблуками и примет к исполнению любое указание. Я не знал, в каких сферах обращаются руководители незримого холдинга, но был почему-то уверен, что выше этих сфер обитает только Господь Бог.

Однако быть предметом пристального внимания таких людей меня совсем не прельщало. Обласканный ими сегодня, завтра я мог впасть в крайнюю немилость, и тогда одному Богу известно, чем всё это для меня может кончиться. Нет уж, увольте! Чем реже мы попадаем в поле зрения сильных мира сего, тем спокойнее наша жизнь.

Впрочем, возможно, я слишком сгущаю краски, и всё это не более, чем игра больного воображения человека, вкалывавшего без сна трое суток кряду и поглотившего за семьдесят два часа месячную норму кофе и сигарет.

Будем жить сегодняшним днём и радоваться предстоящему отпуску, нежданно-негаданно свалившемуся на мою голову как ком прошлогоднего снега в самый разгар знойного лета. И чёрт с ней, с погодой! У природы, гласит народная мудрость, нет плохой погоды.

К реальности меня вернула внезапно наступившая тишина. Лена молчала, с тревогой всматриваясь в игру лицевой мускулатуры, которая отражала напряжённый мыслительный процесс в моей черепной коробке.

– Витенька, с тобой всё в порядке?

Я отчаянно тряхнул головой и улыбнулся.

– Всё в норме, Ленок, – сказал я, привлекая её к себе. – Устал просто, как собака. Вот и торможу сверх меры.

Она положила голову мне на плечо и вздохнула. От её волос исходил пряный аромат её (и моих тоже) любимых духов.

– Бедный! – проворковала Лена. – Тебе отдохнуть надо. Поспишь?

Я кивнул.

– Пару-тройку часов. Не больше.

– Может, поешь сначала? Голодный, поди. Хочешь, пельменей сварю? Ручной лепки, твои любимые?

– Не сейчас, Ленок. Мне б до дивана доползти.

До дивана я дополз. И сразу же отключился.

Проспал я аж семь часов. Спал как убитый, без задних ног, без сновидений, без какой-либо подспудной подсознательной деятельности. Спало моё тело, спал мозг, спало моё эго, моё «я». Фактически всё это время я был без сознания. У индусов такой сон считается наибольшим приближением к Абсолюту – когда душа освобождается от оков разума и без остатка растворяется в Брахмане.