Илья Полетаев - Летопись голодной стали. Ростки зла

Конвой торсивальского посла медленно тянулся среди потока горожан. Дункан был здесь когда-то. Очень давно. И с тех пор столица словно преобразилась, почти до неузнаваемости. Или может быть это впечатление внушает многолюдность? Развешанные по каркасам домов и на столбах различные праздничные украшения? Скоморохи и шуты, что пританцовывали группами на улицах, собирая вокруг себя много народу. Шум, веселье и крики? Праздник, в общем. В праздничный день Оплот преобразился до неузнаваемости.

Выехав на торговую площадь, наёмники более плотно сомкнули свои ряды вокруг повозки. Всё же затеряться в такой непроходимой гуще было несложно. Дункан и Климек осматривали торговые лавки. Все доверху забиты товарами, возле каждой ютятся группы покупателей. Лавки аланарских торговцев привлекали внимание больше всего. Они были украшены со вкусом и их внешний вид отлично играл на посещаемость покупателей. Возле одной из них, в окружении свиты опрятно облачённых в лиловые доспехи солдат стоят человек: одетый в богатую, даже выделяющуюся среди всех торговцев и купцов, одежду, он выглядел весьма статно. Позолоченный пояс перехватывал по-настоящему императорский кафтан бело-гепардовой раскраски. А осанка была такой, как и подобает настоящему правителю. Держа одну руку на позолоченной рукояти сабли, что свисала в дорогостоящих кожаных ножнах, он вёл непринуждённую беседу с крестьянином. Дункана это сильно удивило, словно и не было между ними каких-либо различий в положении. Как такого оборванца подпустили на расстояние вытянутой руки к такому роскошному лицу, кем бы он не был? А он казался высокородным. Короткая стрижка тёмных лоснящихся волос, гладкая ухоженная бородка, тёмные глаза, крепкое телосложение и средний рост – эта персона способна привлечь к себе внимание со всех концов площади, как бы далеко не находились чьи-то глаза. И Дункана посетило странное чувство: ему казалось, что этот принц (а он им и был) был настоящим озарением всего благородного и благочестивого на всём белом свете.

– А, принц Камир. Старший сын императора Аланариса – Октавы Лунгрив, – сказал посол, тоже смотря в сторону безропотно общающегося с крестьянином принца. – Добрая душа, как говорят. Его очень любит народ Аланариса и считает, что именно он достоин занять престол в будущем.

– Мне кажется, он достоин для этого, – сказал Дункан, всё ещё смотря в сторону аланарских лавок.

– Это действительно так. Камир старший сын императора, а закон о престолонаследии в их государстве гласит следующее: трон переходит по старшинству. Однако особенностью тамошнего закона является то, что император имеет право самолично выбрать своего наследника. И его выбор пал на Данрия, второго императорского сына. Однако народ во всех уголках Аланариса только и говорит, что Камир единственный, кто достоин престола. На его стороне и армия, в большей мере. В гарнизоне ганнычаров все поддерживают непосредственно его кандидатуру.

– Такая поддержка даёт ему большие преимущества, – сказал Дункан.

– Несомненно, это так. Однако закон есть закон, а любой, кто пойдёт против воли императора, даже если тот имеет всенародную любовь, заплатит дорогую цену.

С каждой новой минутой центральная площадь Оплота становилась всё многолюдней. Казалось, огромные полчища местных горожан и приехавших торговцев вот-вот переполнят торговую площадь настолько, что невозможно будет сделать широкий вдох собственной грудью. Но площадь, подобно желудку огромного чудовища, всё всасывала в себя бесконечные живые потоки и словно расширялась.

Конвой двинулся дальше, свернув влево и поехав по вздымающейся центральной дороге, ведущей на северо-западную часть города. За поднимающейся дорожной линией возвысился огромный собор: мраморные стены ярко-снежного цвета возвышались над ковром шатровых крыш городских домов, и уходили вверх облицованным гранитом шпилем, на вершине которого сияло, словно небесное светило, позолоченное большое кольцо, в котором снизу наискось до верха шла линия, и под углом в девяносто градусов уходила вправо – руна Все-Создателя. На подступах к собору, за массивными ступенями возвышались гранитные колонны, удерживающие богато украшенный фасад. Огромные инкрустированные ворота покоились за ними. По всем четырём сторонам прямоугольной формы строения блестели от раскраски четырёхметровые соборные витражные окна: в каждом из них были обозначены события прошлого, связанные с восходом Единой веры над всем континентом. Только самые красноречивые эпизоды, повествующие о героизме последователей Веры, их самопожертвовании в борьбе с языческими бесопоклонниками, что отображались здесь в нечеловеческих обличиях.