– Добрый продукт! Удался отжим! – заключал дед Коля, – до следующей зимы хватит, да ещё и останется.
Почти до первых петухов в доме всё пеклось, кипело, шипело и жарилось. Пончики, выворотки, слойки, пампушки и всё, на что хватало женской фантазии, превращалось в праздник живота. Самовар кипел, челюсти с хрустом жевали, дети искали в пончиках запеченную бабушкой монетку, чтобы загадать желание, которое непременно должно исполниться!
– Может молочка налить в бутылочку? – матушка продолжала уже просящим голосом, собирая сына на речку.
– Нет. Мы же к деду Грише заглянем. Он нас арбузами накормит,– парировал Сашка.
Во-первых, он стеснялся ходить с посудой. А во-вторых, пробегая мимо бахчи, дед Гриша зазывал ребят и выдавал им по арбузу. Эти ягоды в средней полосе не вырастали до крупных размеров, максимум с детскую голову, но сахаристость и зрелость набирали достаточно. Сторож считал, что лучше давать ребятам арбузы самому, а не допускать возможной потравы бахчи ребячьими набегами. Хотя ребята строго блюли честь и не позволяли вольности воровства. Но, как говорил дед: «От соблазна и греха – подальше!».
И ещё дед Гриша был знаменитым мастером столярного дела и единственным в деревне непревзойденным печником. В его руках постоянно находился кусок дерева и различные резцы. Сделанные им свистульки и дудочки дарились каждому малышу в деревне. Ребята любили приходить в сарай к деду Грише и наблюдать, как из верха его рубанка выползали длинные завитые полоски светлой деревянной стружки, пахло свежим деревом и опилками. Почти все окна домов в деревне были украшены резными наличниками и ставнями с не повторяющимися дважды узорами, для каждого дома – свои, отличные от других.
На зиму для молодежи дед Гриша изготовил свой знаменитый во всей округе шедевр – деревянные, на десять человек, санки. Полозья, выточенные как на Новогодней открытке, с закрученными вверху спиральками. Пять спаренных рядов сидений со спинками и боковыми поручнями, высоким резным изголовьём последнего сидения. Все эти ряды мест были сделаны так, чтобы следующий ряд были немного выше предыдущего и не заслонял видимости сидящих сзади. Прямо как ряды мест в театре! Санки были большими, но легкими, гладкими и устойчивыми.
Некоторые люди подсмеивались над Гришей, говорили, мол, столько сил и времени тратишь на один миг катания на таких санках. На что он отвечал:
– Из мгновений радости и счастья складываются жизнь и доброй характер человека, а не из часов скучного прозябания в тоске, грусти и безделья.
Зимой собиралась молодежь, брали у деда санки и волокли их через замерзлую, звенящую крепким прозрачным льдом речку. Затем через покрытую толстым слоем снега пойму поднимали на меловую гору, на самую вершину. Спереди садились младшие, сзади – более старшие ребята, они сталкивали санки с места. Начиналось невероятно сказочное действо свободного скользящего полёта с самой высокой точки местности! Санки набирали скорость, в ушах свистел ветер, снег летел в лицо, рассыпался по сторонам. От воздушного морозного потока захватывало дух. Детские радостные крики, визг и смех были слышен в самом отдалённом углу деревни. Слетев с горы, санки проносились по пойме и выскакивали на ледяной покров реки, где начинали кружиться, словно в каком-то веселом танце, в вальсе десяти счастливых пар! Несколько минут длился этот непередаваемый по своей красоте и радости свободного полета спуск, всего лишь минуты счастья, но такие памятные и незабываемые! И снова тащили санки на гору. За короткий зимний день ребята успевали всего лишь три-четыре раза спуститься с горы, но эти спуски того стоили!
После таких катаний Сашка прибегал домой весь в снегу, в обледеневшей одежде, с раскрасневшим лицом, но радостный и счастливый. В сенях долго оббивал веником с одежды и валенок замерзлые льдинки и слипшийся снег. Бабушка заставляла снимать с себя всю промокшую одежонку. Растирала маленькое тельце внука подогретым домашним самогоном, заставляла надевать сухое нательное бельё, наливала большую кружку чая с калиной. Ярко-красные, налитые ягоды, словно только что сорванные с ветки, придавали чаю кисловатый с горчинкой вкус и великолепный неповторимый лесной аромат. А затем укладывала на широкую и просторную печную лежанку, застеленную ворсистым овечьим кожухом. После таких процедур уже никогда не заболеешь, это со стопроцентной гарантией!
А печи дед Гриша клал умело и грамотно. Сбоку пристраивал плиту, которая топилась как дровами, так и углём. На её чугунной рабочей поверхности со съёмными кольцами для увеличения нагрева кастрюль и чугунков, готовили пищу для семьи и для домашнего скота. Дымоходы проходили так, чтобы теплый воздух и от печи и от плиты проходил через лежанку. Поэтому она зимой всегда было тёплой, нагретой, уютной, как массажные столы в римских термах только без пара. Старики смеялись, говорили, что это римляне у руссов переняли делать теплыми лежанки в своих банях. Может и правда, кто же теперь узнает.
Читать дальше