Василий Лягоскин - Девять жизней Кота. Книга первая - «Черный ковен»

– И привыкать придется долго, – мрачно решил он, глядя снизу вверх на громадных в его восприятии мужиков.

Услышав непривычные «князь», и «графские развалины», он приготовился в своем «сне» увидеть сейчас что-то посконное (что бы это не означало); с мечами и копьями в руках. Но нет – на бойцах был пусть непривычный Котову, но вполне определяемый камуфляж, и короткие сапожки на ногах вместо лаптей и онучей. И оружие было понятным – автоматы неизвестной конструкции, разгрузки с запасными магазинами. И на поясах болтались не мечи, а вполне обычные боевые ножи. Сам Кот такой, конечно, в руки взял бы с большой неохотой; только лишь потому, что рядом не было привычного, проверенного в боевых условиях ножа. Машинально глянул на свои новые руки:

– В такие вообще ничего, кроме перочинного брать не рекомендуется. Ну, еще столовый можно… Эй, дядя, ты что творишь?!

Увернуться Олег не успел. Телу не хватило сноровки. Да он и представить себе не мог, что взрослый мужик вот так, без причины, разбежится, и с размаха пнет своим сапогом в детский бок; в его, кстати, Олегов бок. Который взорвался огнем боли – после того, как тщедушное тельце подбросило над землей на полметра – как раз на высоту бруствера, где Кот и оказался в скрюченном состоянии. Про огонь, кстати, он подумал как-то особенно. И результатом мог полюбоваться – если бы все эмоции не перекрывала душераздирающая боль в боку.

Взрослое сознание все же отметило:

– Ребра сломал, наверное, собака. Так тебе и надо!

Олеговы ребра словно послужили теркой на спичечном коробке. А сапог болтуна, который, к тому же, оказался живодером, головкой, покрытой фосфорной смесью. Он вспыхнул, заставив мужика заорать, и рухнуть задницей на кочку, сдирая с ноги пылающую форменную обувку. От носка, как бы странно это не звучало, тоже мало что осталось – словно огонь вспыхнул сразу и снаружи и внутри сапога.

– И самой ноге досталось знатно, – сквозь гримасу боли ощерился в улыбке Олег, – вон как эмоциями полыхает. А еще ненавистью, и предвкушением…

Он был готов вскочить на ноги, и задать стрекача в лес, несмотря на оглушающую боль в ребрах – таким страшным сейчас стало лицо болтуна. Но перед соратником выросла фигура Егора – второго ратника, или бойца; как тут они назывались?

– Ты что, Колян – сдурел? – остановил он босого на одну ногу воина одной лишь интонацией, – и мальчонку зачем покалечил? Тем более знатного, как бы не графского родича.

– А я давно хотел, Егор, – окрысился Колян, – давно хотел вот так, с разгону барчуку какому-нибудь наподдать с пинка. Хоть графенышу, а лучше вовсе княжичу…

– Рядовой Блатов, – скучным, донельзя официальным голосом остановил его порыв Егор, пока бесфамильный, – напоминаю, что при малейшем проявлении Силы автоматически включается записывающий амулет. Не исключаю возможности, что наш разговор сейчас слышит…

Договаривать он не стал; лишь махнул рукой куда-то и повернулся к Олегу, который осторожно, с трудом, выпрямил таки тело. Мелькнула, конечно, мысль подлечиться уже испробованным методом. Но на глазах у посторонних…

– К тому же все последствия пинка убирать нельзя – как на это посмотрит тот, кто сейчас, быть может, слушает разговор. Хотя, сапог-то я мерзавцу я подпалил. Так что немного подлечиться можно. Хотя бы боль снять.

Облегчению, наверное, способствовала и физиономия Блатова, опять рухнувшего задницей на сырую землю. Теперь большая часть его эмоций представляло отчаяние. Ну, и злость к нему, Олегу, явному виновнику предстоящих бед, никуда не исчезла.

– Так что спиной к тебе поворачиваться не буду, – решил Кот про себя, – как и к любому другому, кстати. Больно. За что он меня так? Я ведь помощи попросил…

Последнее Олег произнес вслух.

– Не со зла он, парень, – вполне добродушно прогудел Его, – устали мы. Всю ночь по лесу тут шастаем. Князь наш Светлейший, Бельский Николай Ефимович, как услышал, какая беда тут случилась, так самолично сюда и прилетел. С людьми, конечно. Вот мы тут и ищем пострадавших…

– А еще ценности всякие, – подумал Олег, – артефакты те же, чем бы они не были. Про доброго князюшку рассказывай какому-нибудь мальцу. Такого по определению быть не может – свои же сожрут.

Вслух же он просто простонал. И Егор подхватился, ринулся к нему, словно клушка к цыпленку. Но подхватывать на руки почему-то не стал. Оглянулся на сотоварища, который так и сидел, раскачиваясь, и бубня под нос жалостливо (к самому себе), и зло – это уже ко всему миру, включая, в первую очередь, Кота: