Александр Бобрищев-Пушкин - Лифт

Лифт между тем подымался с Надеждой Васильевной, всё ещё сжимавшей свой браунинг. Вот уже пятнадцатый этаж, шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый…

Что такое? Лифт не остановился.

Двадцатый, двадцать первый, тридцатый!

Надежда Васильевна нажала кнопку сигнала. Лифт продолжал подыматься. Она стала кричать, но вокруг никого не было. Теперь лифт подымался уже среди темноты. На последних этажах тридцатипятиэтажного небоскрёба были не жилые помещения, а склады бакалеи фирмы «Томпсон и сын». Наконец, лифт миновал последний этаж и упёрся в потолок небоскрёба. За дверцами была глухая стена.

— Так. Поймал-таки в мышеловку. Ну, хорошо. Я не растеряюсь. Как-то возьмёшь теперь?

Этот самый вопрос мучил теперь и Варецкого, убедившегося, что лифт поднят согласно его приказанию. Ночь выгадана, но на утро лифт необходимо будет спустить. В тридцатипятиэтажном доме нельзя сказать, что подъёмная машина испортилась, починка должна быть сделана моментально. Итак, есть только ночь. К утру незваная гостья должна перестать существовать, исчезнуть бесследно.

Лифт между тем подымался с Надеждой Васильевной, всё ещё сжимавшей свой браунинг. Вот уже пятнадцатый этаж, шестнадцатый, семнадцатый, восемнадцатый, девятнадцатый…

Что такое? Лифт не остановился.

Двадцатый, двадцать первый, тридцатый!

Надежда Васильевна нажала кнопку сигнала. Лифт продолжал подыматься. Она стала кричать, но вокруг никого не было. Теперь лифт подымался уже среди темноты. На последних этажах тридцатипятиэтажного небоскрёба были не жилые помещения, а склады бакалеи фирмы «Томпсон и сын». Наконец, лифт миновал последний этаж и упёрся в потолок небоскрёба. За дверцами была глухая стена.

— Так. Поймал-таки в мышеловку. Ну хорошо. Я не растеряюсь. Как-то возьмёшь теперь?

Этот самый вопрос мучил теперь и Варецкого, убедившегося, что лифт поднят согласно его приказанию. Ночь выгадана, но на утро лифт необходимо будет спустить. В тридцатипяти-этажном доме нельзя сказать, что подъёмная ма-шина испортилась, починка должна быть сдела-на моментально. Итак, есть только ночь. К утру незваная гостья должна перестать существовать, исчезнуть бесследно.

— Дорогой мой, скоро вы? — послышалось в телефоне.

— Сейчас, сердце моё, сейчас.

Да, лучше всего пока пойти к жене. Времени сколько угодно, западня прочна. А потом…

В три часа ночи Варецкий неслышными шага-ми направился вниз.

«Пилка… напильник… плоскогубцы… полчаса времени — и всё готово. Взять документы у трупа среди развалин лифта нетрудно, о причинах катастрофы наша юстиция слишком доискиваться не будет. Об этом уж позаботится моя чековая книжка. И больше ничто не сможет омрачить мою дальнейшую жизнь», — размышлял он, отпирая французский замок швейцарской.

Щёлкнул в замке ключ от комнаты с проводами. На стене спокойно дремал ряд кнопок; рубильник был в углу на мраморной доске. Руко-ятка его отклонена назад — Джо исполнил приказ своего хозяина, выключил ток. Значит, пленнице суждено сидеть в клетке там, наверху, до тех пор, пока чья-нибудь сострадательная рука не включит ток и не вернёт её с поднебесья вновь на землю.

— Ну нет, этого не дождёшься! — усмехнулся Варецкий, ставя ящик с инструментами на стол у мраморной доски, и, откинув крышку длинно-го, продолговатого, как гроб, ящика, Варецкий стал отбирать нужные инструменты. Вдруг он вздрогнул и поспешно выключил свет.

— Меня могут увидеть с улицы в окно. Пожалуй, тот же Джо подглядывает откуда-нибудь. Света от уличного фонаря совершенно достаточно. Вот и напильник.

Над площадкой тридцать пятого этажа, поднятый к самому потолку, чернел лифт, зажатый в каменные стены.

Теперь весь арсенал в комплекте.

Он вышел из комнаты и тщательно запер за собой обе двери, чтобы кто-нибудь не включил ток, пока дело не будет кончено, и стал подыматься по лестнице на тридцать пятый этаж небоскрёба.

Через полчаса он был на самом верху безлюдной лестницы. Над верхней площадкой, поднятый к самому потолку, чернел четырехугольный лифт, зажатый в каменные стены со всех сторон. Если узница была ещё там, то не могла даже ни-чего видеть, кроме освещённой электрической лампочкой внутренности своей тюрьмы, тем более не могла принять какие бы то ни было меры к своему спасению.

Но там ли она? Ведь он пробыл у жены больше двух часов. Варецкий затих, затаив дыхание. Сначала всё было тихо, затем до него из лифта донёсся стон., другой… Наконец, он явственно расслышал: