Станислав Гагарин - Бой за Кара-Агач

— Вы отправили кого-нибудь за помощью? — спросил Матвей. — Телефон у вас есть?

— Нету телефона, совсем сломался. А послать кого? Ковалев в обед прибыл, ты сейчас… Наши люди боятся. Если хан Мурзали поймает — хуже смерти тогда. Шибко злой басмач Мурзали. Шутку любит — в груди открывает сердце, чтоб видели: сейчас бьется, потом биться не будет… Как ночь придет, так и басмач придет. Помоги нам, пограничник, ты военный человек, красный командир.

— Со своими людьми я с тобой, товарищ, — сказал Ковалев. — Нас четверо. И тут еще два заготовителя, русские оба. Они с ружьями. Мы тоже.

— У меня карабин есть, — сказал Курбанов. — Стрелять умею.

— Десять винтовок, шесть ружей, один карабин, — вслух посчитал Матвей. — Семнадцать боевых единиц. Огневые припасы?

— Дробь, порох, капсюли — все есть, — проговорил счетовод.

— А сколько басмачей? — спросил Малышев.

— Триста-четыреста человек будет, — ответил счетовод.

— Так, — проговорил Малышев, — на каждый наш ствол тридцать их… Веселое дело, прямо скажем, веселое! Но отступать некуда, будем занимать оборону.

Сгущались сумерки. От ворот, где стоял уже на часах красноармеец, послышался шум. Малышев поспешил туда и увидел колонну людей: они вышли из улицы к воротам кооператива и стояли сейчас молча. Было уже довольно темно, но Матвей разглядел молодые их лица.

— Кто такие? — спросил он. — Откуда?

К нему приблизился высокий плечистый парень. Улыбаясь, приложил руку к козырьку фуражки.

— Группа призывников в количестве пятидесяти человек следует из Талды-Курганского военкомата. Старший группы красноармеец запаса Амирхан Садыков.

— Отлично! — воскликнул Матвей. — Оружие есть?

Садыков смущенно развел руками.

— Нет оружия, товарищ командир!

— Ладно, заводи людей во двор. Курбанов! Разместить надо ребят, покормить с дороги…

Он недоговорил. В южном конце аула вдруг грянул выстрел. Затем раздалась частая пальба, в той стороне протяжно завыли: «А-а-алла-а!», донесся конский топот.

— Гости пожаловали! — крикнул Малышев. — Закрывай ворота! Кузьмин! Трое с тобой — Филатов, Васильев и Шередека… Курицын и Скудняков! Берите Ковалева и его людей — на другой конец двора! Гуров, Шириханов, Уткин — со мной! Курбанов тоже! Занимаем круговую оборону! Рассредоточиться! Стрелять прицельно!

С дикими воплями, стреляя по сторожам, выметнулись из мрака конники в косматых папахах. Они ввалились на небольшую площадь перед воротами кооператива, видимо, полагая, что сопротивления им не окажут…

Выстрелы от ворот ошеломили басмачей. Визжа в исступлении, крутились они на месте, затем сорвались и закружили вокруг двора кооператива, стреляя поверх двухметрового дувала. На их стрельбу ладно и толково отвечали пограничники, стукали испытанные трехлинейки, ахали из ружей землеустроители. Вот взвилась на дыбы лошадь под одним из бандитов, рухнула наземь, а хозяин ее соскользнул ужом, скрылся во тьме. Другая пуля ударила басмача в грудь, и он склонился вперед, выпустив поводья и цепляясь за гриву коня, вынесшего хозяина в сторону от огневой сумятицы. Третьему не повезло, упал с простреленным плечом с лошади, и замыкавший банду басмач копытом своего жеребца расколол раненому бритый череп.

Провизжали, прокричали бандиты, постреляли — и будто ветром их сдуло.

— Садыков, — сказал Матвей, — бери ребят и закладывайте ворота плугами и боронами. Вон там они, в углу навалены. Потом… Курбанов! Открывайте склад с зерном… Курицын! Волк! Бери пяток ребят-призывников и таскайте мешки с зерном к воротам. Стенку из них выложим с бойницами для стрельбы.

Ночь была тревожной. Посты Матвей выставил по всей окружности двора, до половины ночи сам не спал, проверял часовых, с рассветом задремал.

Наступило утро.

Матвей Малышев спал. Он приказал разбудить его при малейшей опасности, но сам этой опасности сейчас не ощущал. Матвей сидел у костра, он был с ребятами и лошадьми в ночном. Обгорелым сучком Матвей шарил в золе, выкатывал обуглившуюся поверх картошку, отчаянно дуя на нее, катал в ладонях, потом разламывал и с удовольствием дышал вкусным картофельным духом. Запах печеной картошки становился все сильнее, щекотал ноздри… Матвей сморщился и чихнул. Еще не открывая глаз, он вернулся в явь, но печеной картошкой пахло по-прежнему.

— Матвей, — услыхал Малышев голос Курицына и открыл глаза.

Курицын стоял перед ним и держал в руках разломленную картошку.

— Кажется, басмачи зашевелились. Взгляни-ка сам, бинокль ведь у тебя.