Дикий Носок - Изгнание

На рассвете двое из них, не колеблясь, нарушили границу и углубились в запретные земли. Люди уверенно поднимались вверх по сумрачному ущелью. «Ищут реку,» – понял Урум. И они почти нашли ее, только опустившаяся темнота помешала их планам. Йорг наблюдал за людьми сверху, оставаясь незамеченным. Он не мог позволить им и дальше безнаказанно находиться в запретных землях. Поэтому, не колеблясь, сделал то, что должен был. Дождавшись, когда незваные гости затихли, завернувшись в плащи, он нашел подходящего размера валун и, бесшумно подкравшись, опустил его точно на грудь одного из людей. Обвал камней в озеро произошел как раз в тот момент, когда он поднимал следующий подходящий камень. Стена воды обрушилась прямо на плечи Урума, оглушила, сбила с ног, закрутила, потащила вниз по ущелью и, изрядно побив головой о камни, бросила, словно надоевшую, поломанную игрушку, умчавшись дальше.

Урум пришел в себя уже в сумерках. Болело все, тело разламывалось и распадалось на части, как сгоревшее полено в костре распадается на угли, перед глазами плыли и множились скалы ущелья. Крепко сжав голову руками, Урум безуспешно попытался соединить прыгающие изображения в одно настоящее и побрел вверх по ущелью. Там его ждал сюрприз. Стадо беснующихся, испуганных лошадей жалось к каменному обвалу в напрасных попытках избежать встречи с ним. Урум бросился на ближайшую лошадь и плашмя растянулся на камнях. Руки прошли сквозь пустоту. «Она одна. Лошадь только одна,» – дошло до йорга. – «Но которая из них настоящая?» Понять это было невозможно. Широко расставив руки и покачиваясь из стороны в сторону, Урум ловил всех подряд, пока несчастное животное не встало на дыбы и не впечатало копыто прямо Уруму в лоб. После этого самым чудесным образом все стадо лошадей вдруг соединилось в одну, которую он без труда и поймал. Ударом руки йорг сломал лошади хребет и разорвал зубами шею. Горячая кровь потекла по подбородку, он пил и не мог насытиться. Словно сама жизнь вливалась в его израненное тело. Потом Урум сожрал сердце и печень, оторвал ноги и голову, а остальную часть туши из последних сил потащил наверх, решив отлежаться некоторое время в укромном местечке повыше.

Утром он увидел внизу человека, тот бестолково вертел головой, разглядывая останки лошади. Урум глубоко вздохнул, успокоил сердцебиение, сосредоточился и обрушил на человека волну дикого, необъяснимого, беспричинного, животного ужаса. Такого ужаса, от которого разрывается сердце у оленя, окруженного со всех сторон лесным пожаром, или загнанного до изнеможения стаей обступивших его волков. На несколько мгновений страх пригвоздил человека к месту, а потом он опрометью бросился бежать, падая и не разбирая дороги.

Вода вернулась в город спустя несколько дней после возвращения Балаша и Азара. Река набухла быстро прибывающей водой, ускорила свой бег, расплескивая излишки на поворотах, и наполнила русло, как прежде, под радостный рев собравшейся по берегам толпы. Балаш тоже стоял в толпе взволнованных горожан, опираясь на парапет старого моста. Собственное предсказание о возвращении воды, сбывшееся к огромной радости жителей города, оставило его спокойным и невозмутимым. Горячность, импульсивность, бесшабашность и беспричинное взбалмошное веселье, прежде столь свойственное юноше, погасли, словно залитые водой угли костра, уступив место задумчивости. Смерть Абрама и встреча с йоргом оставили неизгладимый отпечаток в его душе. В тот же день его пригласили к правителю.

И на этот раз все было иначе. Слуга встретил его в конюшенном дворе и проводил дальше, во внутренний дворик – весьма просторный, усаженный фруктовыми деревьями, с розовыми кустами, обрамляющими затейливо мощеные камнем дорожки. Правитель принял его в тенистой беседке, сплошь увитой виноградом, что создавало приятную иллюзию прохлады в жаркий летний день, обнял, как старого друга и пригласил разделить с ним кубок вина за беседой. Его проницательный взгляд, казалось, видел юношу насквозь.

Домиар – всесильный и полновластный правитель города, достиг предела своих мечтаний шесть лет назад и с комфортом расположился на городском олимпе. Но на лаврах не почивал, продолжая непрерывно опутывать город своими сетями, вербуя сторонников, подкупая противников, запугивая, угрожая, улещая и обманывая. За свою бурную жизнь он овладел этим искусством в совершенстве. Последнее время Домиара все чаще посещало незнакомое ему прежде чувство. Добившись в этой жизни всего, чего хотел, он заскучал.