Алексей Рыжков - Тени наших крыльев

Женька с Саньком метнулись к мангалу. Принялись раздувать угли, отвинчивать крышку трёхлитрового бидона с замаринованной бараниной, Йося, тем временем, наливал по второй.

– На шампуры плотно не нанизывайте – давал ценные указания Хренов. – О! А что это за новый алкаш у нас в клубе?

Саныч удивлённо разглядывал обнявшего его рюмку Михасика. Геккон сунул мордочку внутрь, лакнул свою дозу и, потрясая башкой, сполз на стол.

– Э, рептилия, ты бухаешь что ли? Коста, твой чёртов геккон водку жрёт, ты в курсе?

– Ага.

– Не ну я не против, только почему из моей рюмки? – Саныч умилённо протянул Михасю кусок огурца. – На закуси, маленький, а то размотает на голодный желудок. Пойдешь тут к лягушкам местным приставать, заблудишься. Так, пилоты к столу. Между первой и второй муха не пролетит, да Санёк?

Ну всё… Подобрел Саныч, расслабился, щас пойдут шутки прибаутки.

– Добрый вечер вам, люди добрые.

Грачи вздрогнули от неожиданности и воззрились на сухую старушенцию, бесшумно подкравшуюся к их стоянке. Уже почти стемнело, из света только диодный фонарик над столом, да алый отсвет углей мангала.

– И вам добрый вечер, бабушка – учтиво ответил Женька за всех.

– Молочка козьего не желаете? – Бабуля потрясла двухлитровой бутылкой из-под кока-колы.

– Не, бабуля. – Сказал Саныч. – Мы с молочком ещё в школе завязали. – Он хрипло рассмеялся.

– Саша, ну зачем ты обижаешь пожилого человека. Конечно, уважаемая, мы возьмём ваше молочко, в смысле козы… молочко. – Зильберман смутился и полез за бумажником.

– А вы на самолетях этих прилетели? А я слышу гудять, думаю ну, Путин прилетел. Пойду, думаю, молочка прехзиденту отнесу. А денег не надо, так возьмите. Машка моя доится и доится, ну, как скаженная, молоко это девать некуда. Я-то не пью, у меня газы и соседи тоже всё отказываются. Не знаю чего. А приезжих, турыстов этих, уже две недели нету.

– А вы не знаете почему?

– Ну, откель ж я знаю. Думала, вот Путин прилетел, хотела за Машку у него просить. Пущай её оттранспортируют в Танхой, у меня там своячница, а я старая уже, мне Машку тяжело, а коза молодая, жалко её. Вот я и говорю, пущай забирают козу, отвезут своячнице, тада и помирать можно. Вот. Старая я уже…

– А большая коза-то? – Прервал её Саныч.

– Хто?

– Коза твоя Машка.

– Ну, коза как коза, кило двадцать, мож больше.

– Отвезём мы твою козу, бабуля – ухмыльнулся Хренов. – Завтра приводи, только пускай облегчится перед дорогой, и не корми. А то загадит нам всего Зильбермана.

– Саша, ты что? – Выпучил тот глаза на шефа. – Ты в своем уме?

– Вот спасибо, люди добрые, век за вас молиться буду. – Бабуля сунула офигевшему штурману молоко и засеменила в темноту.

– Йося, ты «Особенности национальной охоты» смотрел? Там корову в бомболюке перевозили.

– Это же кино, Саша!

– Ну и что? Идея-то шикарная. До Танхоя всего сотня километров, ручку управления мы у тебя снимем, всё равно ты нихрена не рулишь, козу посадим на пол, передние лапы свяжем. – Поддавшему Санычу эта идея всё больше нравилась. – Потом в международную авиационную федерацию заявку подадим. Рекорд ведь – первый полёт на Як-52М с козой в кабине, максимальную высоту укажем, скорость, всё такое. Фото и видеофиксацию Коста обеспечит.

Саныч ухмылялся во весь рот.

– Ну, юноши, что там у нас с шашлыками? Давай, Зильберман наливай, чё застыл?

– Да ну тебя в жопу, Саша. – Облегчённо вздохнул Йося – Я уж и, правда, подумал, что ты мне козу подсунешь.

– Да ты не бзди, Йося, зад мы ей полиэтиленом обмотаем, у меня в багажнике здоороовеенный пакет есть.

– О!

Санёк водрузил на стол четыре шампура с сочной бараниной.

– Ну, под горячее! А где Михась? Ему налили?

– Ему хватит уже, он спать пошёл – отозвался Коста.

Наутро Саныч был мрачнее тучи. Все ж расползлись по палаткам часов в одиннадцать, а он сидел ещё с полторашкой пива на берегу Байкала, выл «ты жива еще моя старушка» и бранил молодежь за отсутствие тяги к прекрасному. Санёк с Костой разделись до пояса и обливались ледяной водой, пофыркивая и вопя в голос. Йося неторопливо накрывал на стол. Опять появилась супница и фарфоровые тарелки, и стало ясно, что от Цилиного борща так просто не отделаться. Вся компания расселась вокруг стола, чинно черпала алюминиевыми ложками борщ и поглядывала на шефа. Тот не ел. Сложив руки на груди, глядел вдаль и изредка икал. Зильберман тяжело вздохнул.

– Саша, мне таки больно на тебя смотреть. Ты себя совсем не бережешь, а я ведь люблю тебя как родного.