В октябре или в ноябре, сейчас точно не помню, мы получили контейнер, – Светин отец отправил в нём всё, что было в Светиной комнате в Омске, – шифоньер, диван, постельное бельё, кухонную и столовую посуду и многое другое необходимое для жизни. К новому году мы купили полутораспальную кровать, очень дорогой телевизор Ладога (432 рубля), но отвратительного качества. Уже через год он стал часто выходить из строя.
Ох и намучался же я с тем телевизором! Через три года, уже в Венгрии он окончательно перегорел, и отремонтировать его никто не мог, не было радиодеталей. Выезжая из Венгрии на новое место службы, я упаковал телевизор в его родную заводскую коробку, но в дороге телевизор разбили. Грузчики в Свердловске посоветовали написать жалобу на ж/д дорогу, что я и сделал. Выплатили 220 рублей, но другой телевизор мы не купили, так как на новом месте службы – в учебном гарнизоне «Елань» телевизионные сигналы, как нам сказали, были отвратительного качества.
Наша комната в Поздеевке.Зимой входная дверь комнаты промерзала насквозь, была во льду, как и во льду, были углы комнаты. Лёд был даже под кроватью. Спать укладывались в одежде, плотно прижимались друг к другу, согревались и так засыпали, а утром «выползать» из-под одеяла было невероятно трудно, печь прогорала, комната остывала, и пар валил изо рта.
1971. Поздеевка. КДВО
От постоянного холода в комнате (по полу можно было ходить только в обуви. Крепкий мороз проникал в неё из всех щелей окон и двери), Света часто болела. Простудные заболевания, ангина и женские болезни были её злобными гостями. Особенно донимала ангина.
Промучившись и помёрзнув до середины января, проиграв в борьбе с холодом лютой зиме и не добившись успеха в создании «летних» условий в комнате, я пришёл к выводу, что без обогревателя мы окончательно закоченеем, как на вершине Эвереста. Сделал небольшие козлы, уложил на них полуметровый отрезок керамической трубы диаметром 20 сантиметров, обвил её спиралью и установил это сооружение рядом с кроватью. Включил и уже через час в комнате стало относительно тепло даже вдали от печи, но так было всего лишь дней семь, спираль стала перегорать, я её ремонтировал и, в конце концов, она полностью вышла из строя. Купил новые спирали, но и они продержались недолго. Моя затея с обогревателем рушилась, но всё же мы протянули с ним до конца зимы. Включали его только вечером, на ночь перед сном, а в остальное время суток окунались в «зиму». Из двух окон нашей крохотной квартирки постоянно тянуло холодом, хотя они были закрыты шторами. Да, и что могли сделать шторы под напором зимнего ветра, проникающего своими жгучими струями в каждую щель старого дома, если даже массивная входная дверь не могла сдержать тугие потоки морозного воздуха. Врываясь в комнату, эти потоки сливались с холодным воздухом, льющимся из щелей оконных рам в единый клубок, взрывались, и острыми жгучими иглами впивался в наши тела, от которых становилось зябко даже голове.
Худших зданий, каким был наш дом и его японский брат-близнец, стоящий на одной линии, не было во всём гарнизоне. Дома лепились друг к другу торцами через узкий проход, по которому тонкой струйкой текла тропинка, ведущая к мусорному ящику и дощатому туалету. Туалет – острая необходимость этих двух домов был «гордостью» гарнизона. Летом он качался как корабль на крутых волнах, а зимой из толчков его торчали острые пики замёрзших фекалий, на которые при всём нежелании обязательно втыкался голым задом при исполнении важного дела, требуемого человеческим организмом. Мне было проще, обязанности перед моим организмом я исполнял в казарме батальона, расположенного на втором этаже пятиэтажного здания, отапливаемого гарнизонной котельной.
1971. Лето. Поздеевка. Света с полевыми цветами
Много лет спустя я понял, что совершил огромную ошибку, выбрав комнату на первом этаже двухэтажного дома. Мы обогревали второй этаж, – печная труба проходила по квартире над нами и сливалась с трубой её печи. Но квартира была выбрана… Можно было пойти к командиру полка и пожаловаться на невыносимые условия жизни, но я был другого склада, – жаловаться не привык и не умел, что имел, тому был рад, а молодая жена мёрзла, постоянно болела и тоже была молчалива. Холод в комнате – это лично моя оплошность, я не подумал, что можно утеплить наше жилище, собственно, я не знал как это сделать и не умел. Наша вторая беда – неумение вести домашнее хозяйство. Мы не были приспособлены к жизни без опеки, что в первый год нашей службы на Дальнем Востоке сказалось не только на нашей неустроенности, но и на безденежье. Мы не покупали продукты впрок, получку не распределяли на весь период, аванса у военнослужащих нет, не откладывали деньги на непредвиденный случай. И однажды это больно ударило по моей душе.
Читать дальше