Игорь Макаров - Проклятые гномы, или Явление оракула. Рассказы

Утром я осмотрел место, где лежали волки, убитые мной. Те, что были убиты нами у костра, так и остались лежать на месте, куда мы их отволокли ночью, два зверя ушли. Как не намешано и не натоптано было кругом, но мне удалось установить, что подходила к ним эта маленькая женщина, но что было самым любопытным, она подходила и к тем, что мы убили у костра, но ни одного поднять она не смогла. Видимо она могла оживлять только свеженьких покойничков. Это утешало.

Утром обнаружилось, что Серега опух как подушка и был совсем плох, так что мы решили добраться до зимовья, до которого было ближе, чем до машины, и там немного отоспаться и отожраться, а там далее решать, что делать. Петька надеялся, что звери отстанут от нас, когда мы заберёмся в свою крепость, Игорь только улыбнулся на эту глупость, я же откровенно посмеялся над ним, впрочем, незлобно. Напомнил ему, кстати, об аборигенах, которые грелись у костра со своими собачками. Петро так и не понял, кто там куролесил, а я не стал ему ничего объяснять. Впрочем, я не стал это объяснять и Игорю, а тем паче Серому: меньше знаешь – дольше живешь.

До зимовья мы добрались довольно быстро, что было удивительно. Серега скакал борзо, видимо страх повлиял на него самым положительным образом, но и витамины, что мы успели запихать в его истощенный организм, играли в его помятых жилах вместе со ста граммами, что мы употребили. Правда, я выпил не более пятидесяти этих самых граммов из наличествующих пятисот, оставив остальные в полном распоряжении нашей троицы, из которых Серый налегал особенно усердно на водочку.

Придя в стылое зимовье, я залез в последний спальный мешок, кстати, мой, и завалился спать, сказав, что ночь мне предстоит бурная, а им можно будет подрыхнуть в тепле и уюте и безопасности.

Проснулся я под вечер, когда было ещё достаточно светло, но сумрак быстро уплотнялся и густел, переливаясь в черную густоту ночи. Луна всходила несколько позднее, часов в восемь – девять, так что на улицы довольно скоро было темно. Компания, что я оставил у нетопленной печки давече, уже была основательно накачена винными парами. У Игоря в зимовье находился приличный запас спиртного на всю долгую зиму, который, по причине чрезмерного стресса, данная компания решила прикончить.

В зимовье было тепло, даже жарко, на сковороде что-то скворчало, издавая аппетитный запах.

Впрочем, я не разделял всеобщего веселья, проснулся я разбитым, и голова моя болела. На душе висела тяжесть. Плохой сон и усталость сказались на моем физическом состоянии, а особенно на эмоциональном. Кроме того, эти олухи, попав в более менее сносные условия и чувствуя свою некоторую защищенность, не понимали, что запоры весьма ненадежная вещь, и продолжали пить. Если принять во внимание, что они не знали, с кем имели дело, кроме волков, то их можно было понять. Серый уже несколько оклемался и жрал водяру нисколько не отставая от собутыльников. Я перекусил, отказавшись от стопки, которую заменяла закопченная алюминиевая кружка, напомнил своим приятелям, чтобы они остепенились, но все хором заявили, что волки в зимовье не залезут, так что пить можно спокойно. Я ещё немного посидел с ними, поел основательно, так как Игорь раскупорил не только винный свой погребок, но и припасы, что готовил на весь сезон. Всё это я заел салом, пережаренным на сковороде, разбавил его тушенкой, разогретой прямо в банке, с хлебом, так что свиной жир подступил к горлу, и легкая тошнота напомнила о том, что сим не следует увлекаться, хотя на морозе сало всегда шло хорошо, но сейчас было видимо не то настроение.

Я ещё немного посидел, но нужно было идти на стремя. Я изначально знал, точнее чувствовал, что я должен именно это делать. Именно это, а ничто другое. Я был ответственен за этих наивных дураков, которые, мягко говоря, так и не добрались до взрослого состояния. Взяв карабин, бинокль и спальный мешок, что по-прежнему валялся на нарах, я пошёл на улицу. Лучшим местом для засидки была крыша зимовья. Я забрался на чердак, зарылся в мох, которым был устлан потолок, влез в спальный мешок, при этом положив бинокль по левую сторону, а карабин по правую руку и … преспокойно уснул, зарывшись с головой в лохматую собачью шерсть из которого и был сшит этот мой спальный прибор. Я даже не удосужился проверить то, закрыли ли мои приятели дверь в зимовьё.

Проснулся я неожиданно и оттого, что кто-то крупный осторожно бродил вокруг избушки. Шорох был едва различим, но животное, которое пожаловало к нам, было явно не маленьких габаритов. Не медведь ли шатун к нам пожаловал, пришла мне в голову мысль, но додумать эту мысль я не успел, так как зверь, что посетил нас, показался мне на глаза. Он меня не замечал, да и я сначала увидел его тень, что черным пятном сначала возникла на снегу, прямо перед входом в зимовье. Эта тень никак не могла принадлежать медведю, поскольку животное передвигалось на задних ногах, было гораздо массивнее медведя в плечах и имело что-то похожее на горб. Волосатая спина возникла сразу и неоткуда. Просто поднялась из небытия. Я сразу решил, что это местная разновидность снежного человека. Дверь в зимовьё чрезвычайно привлекала его внимание, так что он меня просто не заметил. Видимо он пытался открыть её, потому что я несколько раз видел, что спина то поднималась, то опускалась. Однажды он задел плечом избушку и та заметно зашаталась. В этой зверюге было никак не меньше двухсот килограммов. Так что иметь дело с этим монстром с глазу на глаз мне не хотелось. Я тихонько подтянул карабин к себе, высвободив предварительно руки из объятий спального мешка, снял с предохранителя и, когда тот выпрямился на мгновение, не целясь – разрядил всю обойму прямо ему в грудь. Зверюга рыкнул от неожиданности, отскочил, но, сделав два или три прыжка, ударился грудью о стоящее дерево и упал, забившись в конвульсиях. Я трясущимися руками перезарядил карабин и стал наблюдать дальше, что произойдёт. Меня бил озноб и руки подрагивали. Такую встречу я хоть и предполагал, но не был к ней готов в полной мере. На успокоение моей души и сердца потребовалось минут десять или более, за это время я убедился, что мои приятели не проявили никаких признаков жизни. Я продолжал лежать и ждать продолжения. Я ждал эту маленькую женщину, что усиленно стала портить нам жизнь. К этому времени снежный человек перестал биться и маячил на снегу большой глыбой. Если бы не торчащие руки и ноги, то он бы за эту глыбу бы и сошёл.