Леонид Резников: Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– Клянусь всевышним, этот человек одержим шайтаном, но он может оказаться нам полезен!

– О чем ты говоришь? – Визирь в недоумении уставился на Черного Кади. – Какой прок может быть от столь неумелого воришки и, к тому же, большого лгуна?

– Прикажите, пусть он обождет за дверью, и я вам объясню свой замысел. – И, наклонившись к визирю, тихо добавил: – К тому же, он слишком шумный, а нужен ли нам сейчас лишний шум?

– Хорошо, обожди в коридоре! – бросил Мансур юнцу, в сомнении терзая пуфик. – Я потом решу, что с тобой делать. Проводите его! – приказал визирь стражникам.

– Ну уж дудки, вертел я таких решал! Хана вам всем! – Яростно шмыгнул носом Максим.

– Дудки? – нахмурился визирь. – При чем здесь дудки? Убирайся отсюда подобру-поздорову, щенок! И верни мой любимый кинжал, я им ногти чищу.

– Что?! – оскорбленно взревел Максим. – Так ты, фраер дешевый, решил наградить меня заражением крови? Ну, звездец тебе! А-а-а!

Максим затрясся всем телом в припадке ярости и двинулся на визиря.

– Стража, уберите от меня умалишенного! – завопил Главный сборщик налогов, запустив в Максима пуфиком.

Стражники наконец опомнились и ринулись на защиту своего господина, выставив перед собой клинки сабель. Но когда они уже собрались вонзить их в одержимого, Максим внезапно зацепился ногой за мягкий пуфик и плашмя повалился на Мансура. Кинжал впился в одну из подушек рядом с головой сборщика налогов, в воздух взвились перья. Стражники, не успевшие остановить выпад, кувыркнулись через упавшего Максима и с победным возгласом «уф-ф!» воткнули оба клинка в грудь так ничего и не успевшего осознать Черного Кади. Главарь разбойников еще мгновение удивленно взирал на лезвия клинков, торчавших из его груди, а затем рухнул на подушки грудой черного тряпья. Повязка с его лица спала, и все увидели неприятное, с жесткими чертами бородатое лицо, пересеченное наискось, от левого глаза до подбородка, ужасным шрамом.

Как видите, Черного Кади убила вовсе не Марджина, как то утверждает небезызвестная легенда о сорока разбойниках, а два неуклюжих, меднолобых стражника. Можно было, конечно, соврать и приписать сей доблестный поступок бедной сироте, по милости Аллаха попавшей в дом доброго бедняка, но я не хочу осквернять свой язык противной всевышнему ложью. Мое дело рассказать все как есть, а уж вы вправе сами решать, верить мне или не верить.

Так вот, после того как Черный Кади пал от подлого удара судьбы – да смилостивятся над этим прожженным грешником небеса! – опомнившиеся стражники в нерешительности застыли над борющимися Мансуром и неизвестным юношей. То и дело с опаской поглядывая на распластавшегося на полу в луже собственной крови Черного Кади, стражники пытались сообразить, что им надлежит предпринять дальше, и кто, собственно, окажется в ответе за смерть друга визиря. Больше всего, конечно, их волновала случившаяся неприятность с Кади, уж очень не хотелось ни одному, ни другому расставаться с головой.

Мансур же в это время, пыхтя от натуги и бестолково суча руками и ногами, пытался сбросить с себя верткого незнакомца. Опыта борьбы у него не было никакого. А неизвестный, яростно рыча и отплевываясь от перьев, то и дело забивавших ему нос и рот, никак не мог выдернуть запутавшийся в материи подушки кинжал, что приводило молодого человека в неописуемое неистовство.

Стражников вывел из оцепенения окрик их господина.

– Чего вы стоите, ослы? – гаркнул Мансур, колошматя своего соперника подушкой по голове. – Уберите его с меня! Живо!

Стражники, получив наконец конкретный приказ, вцепились мертвой хваткой в Максима и оттащили его на пару метров от Главного сборщика налогов. Лезвия сабель, скрестившись, уперлись Максиму в шею, и тому волей-неволей пришлось задрать голову, чтобы не лишиться ее. Ни о каком сопротивлении с его стороны, как вы понимаете, теперь и речи быть не могло. Максим разжал пальцы и выпустил бесполезный кинжал.

Мансур завозился на полу, разгребая подушки и пытаясь принять приличествующее ему сидячее положение. Однако сесть визирю удалось далеко не сразу, но стражникам торопиться было совершенно некуда; Максиму – тем более.

– Ох-х! – устало выдохнул Мансур после нелегкой борьбы с самим собой, усевшись наконец на восточный манер и уперев руки в колени. – Так!

Сборщик налогов наконец узрел воочию поверженного разбойника и немного отодвинулся от него, спешно отгородившись от тела уцелевшими подушками.