Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

Охрана каравана в молчаливом недоумении опустила оружие, переглядываясь и пожимая плечами. Некоторые из них начинали к чему-то принюхиваться, ведь разбойники появились с наветренной стороны, и очередной порыв горячего ветра донес до обоняния путешественников запахи, незнакомые правоверному мусульманину. Однако праведниками в караване оказались далеко не все.

– Да ведь они пьяны! – воскликнул один из торговцев, поводя носом.

– Что? Как? – не поверил владелец каравана. – Это невозможно!

– Да вы посмотрите на их рожи! Они красные, как… как задница павиана. Видать, разморило на солнышке! – захохотал охранник, стоявший впереди всех.

– Никогда не видел павиана, – честно признался хозяин каравана. – Но, по-моему, очень похоже.

– Как же похоже, когда вы его даже не видели, почтеннейший Рахимбай? – усмехнулся торговец.

– Да какая разница! – лишь отмахнулся караван-баши. – Главное, они сегодня не будут на нас нападать.

– Вы ошибаетесь, – не согласился с ним другой торговец – толстый, вечно потеющий Абдулла. – Мне кажется, вон тот странный молодой человек пытается идти в нашу сторону.

Тот, кого назвали молодым человеком, действительно приближался к каравану, волоча за собой по песку саблю, ставшую почему-то неимоверно тяжелой. Махсум тяжело дышал, из его распахнутого рта свешивался язык, остекленевшие глаза смотрели в одну точку, а его самого нещадно водило из стороны в сторону. Кончик его сабли оставляла на песке причудливые зигзаги.

– Эй вы, проклятые торгаши! – заплетающимся языком пробормотал Махсум. – Оставьте шмотки и мотайте отсюда подобру-поздорову – мы вас не тронем!

– Я что-то не понял, – Рахимбай повернул голову к Абдулле, обмахивающемуся свободно свисавшим концом чалмы, и удивленно вскинул редкие брови, – это он нам?

– Этот презренный нахал, возомнивший себя разбойником, пытается оскорбить нас, – следом за Рахимбаем возмутился Абдулла. – Эй, охрана! – махнул он рукой. – Наставьте наглеца на путь истины. Только недолго, нам пора двигаться дальше.

Охрана, обрадованная тем, что им наконец нашлось занятие по душе, накинулась на несчастного Махсума и его приспешников, ведь когда представится еще случай навалять самим «Коршунам пустыни»! Да и похвастать потом при случае можно. Конечно, никто из них не расскажет, что разбойники были в стельку пьяны и просто не могли защищаться, но разве это так важно?

Махсума опрокинули на песок сразу три человека и, закрывая носы тряпицами, такой отвратительный запах распространял вокруг себя молодой предводитель разбойников, принялись его воодушевленно мутузить. Махсум даже не сопротивлялся, лишь охал и вяло прикрывался руками – на большее просто не хватало сил. Однако забава охранникам быстро наскучила. Схватка больше походила на избиение младенца, чем на сражение с грозным разбойником, тем более что даже суровые охранники извергами все же не были. Закончилось тем, что они оборвали с одежд несчастного Махсума на сувениры все пуговицы и золотые побрякушки, которые тот навешал на себя еще прошлым вечером «для солидности», и вполне довольные собой, перебрасываясь скабрезными шутками, от которых морщились даже верблюды, удалились.

Остальным «коршунам» от других охранников досталось не так сильно. Бить ничего не соображающих разбойников, строящих на песке куличики, – это, согласитесь, уже явный перебор. Но синяков и шишек им все-таки отвалили сполна. В качестве платы за труды охрана основательно обобрала и их, оставив загорать в одном исподнем – еще наворуют, если что. А один самый сердобольный из погонщиков, прослезившись от вида едва не плачущих разбойников, ползающих на карачках по песку, даже кинул им незаметно полный бурдюк воды. Пусть и разбойники, но все равно жалко, хотя с его точкой зрения мало кто в караване мог согласиться.

Караван медленно удалялся, уводя с собой свою законную добычу – коней «Коршунов пустыни», а люди еще долго оборачивали головы назад, до сих пор не веря, что им так легко, без единой царапины и потерь, удалось отделаться от страшной банды, о которой из уст в уста передавались сказания о их жестокости и неуловимости. Ну, теперь-то разбойники точно присмиреют, хотя бы на время!

– Мама, где вы?

Запыхавшийся Али-баба влетел в калитку дома, таща за собой ослика, нагруженного неподъемным мешком. Ноги животного уже подгибались и тряслись от усталости, вывалившийся из пасти язык волочился почти по земле, но осел мужественно продолжать тащить на своей спине основу будущего благополучия семьи Али-бабы и, разумеется, своего собственного.