Лидия Бормотова - Бездна

– Ну-ну, – усмехнулся напарник-рыболов, – и какие же? Бабки от скуки напридумывали?

– Какие бабки! – возмутился недоверию знаток местных достопримечательностей. – Наши мужики из посёлка, бывает, припозднятся засветло вернуться, заночуют… ну и…

– И? – Стаська воззрилась на рассказчика с открытым ртом, забыв про ложку.

– Вроде пустой дом… А в темноте – шорохи какие-то, стуки… Будто ходит кто.

Артём расхохотался:

– В лесу стуков хватает. Ночью спать надо, а не уши настраивать локаторами.

– В этакой жути уснёшь!

Стаське вдруг расхотелось доедать, она бултыхала ложкой оставшийся в миске суп, из которого острой гребёнкой торчали рёбра разварившегося леща. Пахла уха уже не аппетитно, напоминая детский сад, когда малышам для укрепления здоровья медсестра давала по ложке жёлтой противной жидкости. Рыбий жир. Фу! Отвращение преследовало её ещё с той нежной поры! Она отставила недоеденный ужин, пытаясь бутербродом зажевать возникший привкус на языке, от которого подташнивало.

– А могилы там чьи? Заброшенные, заросли, только кресты торчат.

– Да жила тут одна семейка, – скривился нефор. Сплюнул в сторону, будто старая история оскоминой застряла в зубах. – Откуда явились, никто не знает. Я пацаном тогда был, не расспрашивал. Помню только, что сторонились их наши. Ну вот. Своего дома у них не было, поселились здесь, в ничейном. Только недолго они здесь пробыли. Говорят, по пьяни отец с сыном подрались да и зарезали друг друга. Вдова их похоронила, забрала дочку и уехала.

– Сама похоронила? – уточнил Артём. – Никого не звала?

– Сама. Как уж она тут наковыряла… Хлипкая такая бабёнка была. Но, видать, неглубоко.

Стаська и бутерброд отложила, с усилием проглотив застрявший в горле кусок:

– И больше никогда не приезжала?

– Не-а. А чего ей тут делать?

– Ну как же? Всё-таки родные…

Колян усмехнулся:

– Да она, может, Бога благодарит, что от этакой муки её избавил! – и не удержался, съязвил: – Родные! Могли и её за компанию пырнуть! А так хоть живьём ноги унесла!

Стаська спохватилась, что ужин подошёл к концу, стала собирать миски, ополаскивать в реке, укладывать их в рюкзак. Сумерки сгустились, подул холодный ветер, а небо совсем затянуло мглой. Как бы дождь не грянул.

Артём, заметив, что у подруги резко упало настроение (отдых называется! Ещё бы: под такие-то «весёлые» баечки!), решил развеять мрачность и подковырнул Коляна:

– И что, это вся история? – презрительно хмыкнул он, снимая котелок с перекладины и закрывая его крышкой. Нефор тут же подсуетился, засыпал потухший костёр песочком. – Тоже мне, страсти-мордасти! Голливудский ужастик! Да и когда оно было?! Рыбаки, говоришь, ночевали? Никого не сожрали? Ну и не́фига нагнетать! Мало ли кому взбрендит пугалки сочинять! Может, они нарочно, чтоб поменьше туда совались, не занимали их место!

– А я чего? Я ничего! – пошёл напопятный повествователь. – Всё может быть. На каждый роток не накинешь платок!

Стаське версия друга показалась убедительной, и она подала голос в её поддержку:

– А мне полянка с домом показалась очень уютной, никакой чертовщиной там и не пахнет.

Колян не упустил случая поддеть девчонку:

– Первое впечатление обманчиво. Я вот, к примеру, сначала тебе не понравился, а теперь… пообщалась, пригляделась поближе – и вроде, ничего, подходящий…

Девушка от такого беспардонного заявленьица, граничащего с детской верой в своё могущество, покатилась со смеху (ну надо же, великий мыслитель!), упустив миску, которая навострилась в открытое плавание, но безответственную самодеятельность пресекла рука, вовремя её сцапавшая. Артём, не удержавшись, тоже захохотал. Взрыв веселья нефор истолковал в свою пользу: стало быть, в самую точку попал – и довольно разулыбался.

– А ты, Колян, к какой группировке относишься? – сквозь слёзы поинтересовалась Стаська. – В твоём прикиде, как в окрошке, всего намешано. Тебя любая тусовка за своего примет.

– Или прогонит в шею, – добавил Артём, отсмеявшись.

– А я ещё не определился, – небрежно, с чувством собственного превосходства обронил нефор, распрямляя плечи. – Ношу всё самое олдовое. Присматриваюсь пока.

– Ну, и что тебе больше нравится? Из твоих одёжек и… м-м… так сказать, говорящей атрибутики?

– Когда как… – неопределённый взмах руки призван был олицетворять непредсказуемый полёт фантазии, главным критерием выбора которой был каприз. – Шипастый ошейник – это всегда крутняк! И чёрное – тоже. Пиплы в столбняк впадают. А школота слюни роняет, тащится по полной!