Лидия Бормотова - Бездна

– Твой автопортрет? – язвительно уточнил он.

– Почему? – удивился Колян, не ожидавший такой оценки.

– Потому что не всякий живописец станет так льстить своему клиенту. Вот если б ещё твоя рука не дрожала – ну, вылитый оригинал!

Стаська не могла в точности разглядеть во тьме ли́ца, но кажется, нефор обиделся и перестал скалиться, потому что в ответ выпалил с вызовом:

– Чё ты понимаешь в искусстве? Я всегда хорошо рисовал! А в детстве даже мечтал быть художником!

– Мечтать – не значит быть! – нравоучительно провозгласил приятель. – Ну кто так рисует! – чёрный силуэт согнулся и пропал из виду, видимо, Артём поставил горшок на землю, а потом подошёл к другому окну. – Мазила! Смотри, как надо, учись! – на втором таком же пыльном стекле под возмущённый «ах» девушки быстро проступала вторая сатанинская харя. Рисовальщик украсил гляделки длинными ресницами, а уши – кольцами серёг. Точно такие «подруга детства» одевала, наряжаясь цыганкой на Новый год.

– Баба что ль? – смекнул нефор.

– Дьяволица.

– Тогда гриву попышней надо, как у Стаськи. Чтоб знала, кого охранять!

Артём поскользнулся в сырой траве, и рука, сорвавшись, чиркнула несколько мазков по краям хари. Изображение стало двоиться. И критик злорадно заметил:

– Теперь получилось, будто за ней ещё одна маячит.

– Дурью маетесь! – раздался крик из дома. – Школяры-беспризорники! Мои ученики-малолетки и то умнее вас!

Колян замер с открытым ртом, недоверчиво посмотрел на Артёма:

– Она чё, училка что ли?

– Не училка, а учительница. Воспитывает вот таких, как ты, оболтусов.

– Мать…

– Но-но! Не выражаться!

– … блин, а с виду не скажешь!

Артём рисовал хорошо. Его дьяволицу, даже раздвоенную, не стыдно было бы и профессионалу продемонстрировать. Как на старинной гравюре. У нефора вышло кривовато, но почему-то впечатляло больше. Словно бес издевательски дразнился, подмигивая жертве, может, потому и выглядел живее. Это как у художника, который стремится не к внешнему сходству, а к выразительности характера.

Парни, ещё чуть-чуть подурачившись, ввалились на кухню с чугунком воды и пучком травы.

– А это что? – Стаська с сомнением ткнула в зелёные веточки.

– Колян сказал: змееголовник, для заварки.

Тот немедленно принялся рекламировать травку:

– У меня мать специально на огороде его выращивает. Лекарственный.

– А ты уверен, – Стаська брезгливо вертела перед глазами пучок, принюхивалась, – что это не отрава какая-нибудь? Или галлюциноген?

– Ты что! Нюхни! – он подпихнул траву так, что девушка носом зарылась в неё. – Ну, как? Чуешь? От такого чая за уши не оторвёшь! – потом взял у неё из рук одну веточку, разглядел на свет. – Правда, дикий. Но дикий ещё душистее должен быть.

Чай, и правда, когда его заварили, а потом ещё и разлили по кружкам, распространял такой стойкий травный аромат, что, казалось, пропитал не только воздух вокруг, но и одежду, и волосы. Чем-то он напоминал мятный, но был не столь пряным, а мягче, благороднее, несмотря на свою «дикость».

Стаська сидела за столом, отвернувшись от окон, но даже спиной чувствовала, как скалились нарисованные бесы. Поёжившись в очередной раз, она спросила ребят, конкретно ни к кому не обращаясь:

– Ну, и зачем надо было «украшать» дом этой дрянью?

Те наперебой стали заверять её, что это наивернейший способ защиты от агрессивной нечисти, при этом вылупляли глаза для пущей убедительности, сдерживаясь от смешков, так что непонятно было, всерьёз они говорили или продолжали дурачиться.

– Если дом взял под защиту верховный дьявол, – нравоучительно вещал Артём, – то…

Нефор перебил, уточняя:

– Мой – главный, а эти две… – тыкнул пальцем во второе окно, – его помощницы, можно сказать, целая шайка!

– … тем более, – согласился лжегуру, расколупывая яйцо, – то другие сатанинские личности будут обходить это место стороной.

– Даже самая отпетая нечисть против босса не попрёт! – Колян упивался затеянной игрой, а более всего тем, что его дурацкая шалость не была обругана приятелем, а горячо поддержана и даже возглавлена, то есть взята под защиту. Он подобострастно заглядывал в глаза своему покровителю, услужливо посыпая солькой расколупанное яичко, всем видом показывая, что исполнит его любую волю.

– Нет, ты только посмотри на это великолепие! – вошёл в рекламный раж Артём. Схватил фонарик и направил его на окно. Нефор сделал то же со вторым. – А? Живописцы всех времён и народов лопнули бы от зависти!