Стас Колокольников - День Бахуса

Не стоит делать скороспелых предположений, что море вина напросто повышибало к чертям мои иллюминаторы, и они не видели дальше собственного носа. Идите к черту с такими предположениями, а я-то знаю, лишь отправившись странствовать, я стал видеть гораздо лучше. Чем дальше я плыл, тем лучше осознавал возможные трудности и неприятности. Не раз приходилось видеть, как сквозь лица веселящихся друзей проступают черты сатиров, демонических козлоногих спутников Вакха. Когда сатиры пускаются в пляс, мир превращается во что угодно: и в вертеп, и в сверкающий поток свободы. Может быть похотливой сукой с горячей промежностью, а может смеяться чистым искренним детским смехом, одаривая воздушными поцелуями и радостью.

От такого лицедейства становилось не по себе. Однако я сказал себе, что глупо волноваться по пустякам и отказываться от дальнейшего плавания из-за каких-то там видений.

Фортуна долго заботилась о корабле, с капитаном которого я очень сдружился, но, как водится в её характере, неожиданно ей наскучило быть верной и доброй спутницей. Она покинула нас, крутанув напоследок колесо в другую сторону. И тут же злые стихии набросились на нас, словно свора голодных псов. Готовые растерзать бурями и неудачами они жадно вгрызались в тонкую перегородку, отделявшую наш корабль от гибели.

Пасмурным осенним днем корабль увлекло сильное течение. Впереди со дна моря черными когтями поднимались острые рифы. К несчастью, начавшийся прилив не оставил никакой надежды управлять судном. Скорость течения составляла несколько миль в час. Как мы не старались, но поднявшийся ветер и течение быстро несли нас на рифы. Прежде, чем мы успели проститься, корабль с силой ударился о подводные скалы и разлетелся в щепки.

Что случилось со всей командой, я не знаю. На ближайший берег выбросило только нас с капитаном да еще бочонок красного вина.

Берег принадлежал небольшому острову, прорезанному цепью гор, между ними тянулась плодородная долина украшенная деревьями и ручьями. Среди них мы увидели множество хижин и садов, окруженных живой изгородью цветов и пышного кустарника.

Остров оказался довольно примечательным местом. Населяли его смешавшиеся в одну дружную семью колонисты и аборигены, они подобрали нас израненных и обессилевших и выходили. Радушие и гостеприимство, столь щедрое и искреннее, первое, что здесь удивило нас. Поправившись, осматривая остров, мы везде встречали одинаково трогательную приветливость. Милый и уютный, словно женское рукоделие, с множеством тропинок, петлявших по садам между ухоженных хижин, остров слегка походил на выдумку.

Почти над каждой крышей развевался чудной флажок, изображающий на голубом фоне красную розу с дубовыми листьями и летящую вокруг неё пчелу. Видимо, это был герб острова, но что он означал, мы не смогли узнать. Никто не отличался здесь особой болтливостью. Люди были дружелюбны и услужливы, но на наши многочисленные вопросы отвечали лишь жестами да непонятными знаками, которые чертили на земле.

Нет, они не были лишены дара речи. Просто в разговоре они старательно обходили всё, что касалось их понимания жизни. А самим нам узнать что-либо было трудно. Никакого культа или религии, через которые можно понять мировосприятие островитян, мы не обнаружили. Их взаимоотношения также не имели культуры торговли и денег.

Единственное, что мы выяснили точно – жители острова, подобно Пифагору, даже в столетнем возрасте оставались олицетворением величия и силы. Конечно, это можно было объяснить благоприятным климатом, здоровой пищей и трудолюбием, однако дело не только в этом. Соблазнившись секретом долголетия, капитан решил остаться на полюбившемся острове.

Мною же руководило другое стремление.

Узрев столь чудесное место, мне не терпелось увидеть и прочие, в существовании которых я теперь не сомневался. Не желая злоупотреблять гостеприимством, когда закончился бочонок вина, я собрался при удобном случае отправиться дальше.

Скоро такой случай представился, и я ступил на палубу проходившего мимо корабля, перед тем душевно простившись с моим другом. Он подарил мне на память свою любимую капитанскую трубку, начиненную лучшим бэнгом, дал также несколько добрых советов. И, взяв обещание, навестить его, благословил в добрый путь.

И я, пыхтя трубкой, поднялся по трапу навстречу новым приключениям.

На корабле я попал в общество весьма обаятельных людей. Новый капитан оказался настолько славным малым, что первый подавал пример во всем, не зная меры ни в чем. И хотя, некогда мудрый Клеобул трижды отвечал одним словом «мера» царю, трижды просившего совета достойного небесной мудрости Клеобула. Мой капитан либо совсем забыл о славном Клеобуле, либо просто наплевал с высокой колокольни на его мудрые советы, а также заодно начихал и на Питакка из Митилены, изрекшего: «Во всем избегайте излишеств». На этом корабле, напротив, их отнюдь не избегали, забывая: ne quid numis – ничего слишком.