Уильям Уилки Коллинз - Лунный камень

– Любопытно! Когда я видел ее в последний раз, она выглядела здоровой, – заметил я.

Пенелопа вышла за мной.

– Не говори так при остальных, папа. Ты их только еще больше восстановишь против Розанны. Бедняжка сохнет по мистеру Фрэнклину Блэку.

Вот вам еще один взгляд на поведение этой девушки. Если допустить возможность, что Пенелопа права, странный язык и поведение Розанны оправдывались полным безразличием к тому, что и как говорить, лишь бы вовлечь в разговор мистера Фрэнклина. Если принять подобное истолкование загадки, то оно, пожалуй, объясняло взбалмошное и дерзкое поведение служанки, когда я застал ее на пороге библиотеки. Хотя она вытянула из мистера Фрэнклина всего три слова, цель была достигнута – он заговорил с ней.

Я лично проследил за тем, как запрягали пони. Среди адского переплетения окружавших нас загадок и сомнений какое облегчение просто наблюдать, как хорошо понимают друг друга пряжки и ремни! Если вам приходилось видеть, как пони запрягают в оглобли фаэтона, вы наблюдали нечто не вызывающее сомнений. И в нашем доме, скажу вам, это удовольствие становилось редкостью.

Подъехав на фаэтоне к парадному входу, я обнаружил, что на ступенях меня ждал не только мистер Фрэнклин, но и мистер Годфри с главным инспектором Сигрэвом.

Размышления мистера инспектора (после того, как алмаз не обнаружился в комнатах и сундуках прислуги), похоже, привели его к совершенно новому заключению. Все еще придерживаясь первоначальной версии, а именно, что драгоценный камень украл кто-то из челяди, наш знаток теперь решил, что вор (ему хватило ума не называть имя бедной Пенелопы, чего бы он о ней ни думал!) действовал в сговоре с индусами. Соответственно, он предложил допросить сидящих в тюрьме фокусников. Услышав новый план, мистер Фрэнклин вызвался подвезти инспектора до Фризингхолла, откуда телеграмму можно было послать в Лондон с таким же успехом, как со станции. Мистер Годфри, все еще искренне веря в мистера Сигрэва и снедаемый желанием лично побывать на допросе, напросился ехать с инспектором. На всякий случай при доме оставался младший полицейский чин. Второй должен был сопровождать главного инспектора в город. Все четыре места в фаэтоне таким образом были заняты.

Прежде чем взять вожжи, мистер Фрэнклин отвел меня на несколько шагов в сторону.

– Я подожду с телеграммой в Лондон, пока не услышу о результатах допроса индусов, – сказал он. – Мои подозрения подсказывают, что этот бестолковый местный полицейский по-прежнему блуждает в потемках и всего лишь пытается выиграть время. Мысль о связи прислуги с индусами, на мой взгляд, верх идиотизма. До моего возвращения, Беттередж, держите ушки на макушке и попытайтесь разобраться с Розанной Спирман. Я не предлагаю поступать против вашего достоинства или третировать девушку. Я всего лишь прошу вас наблюдать внимательнее, чем обычно. Тете мы представим дело в наиболее легком свете, однако оно серьезнее, чем вы, быть может, полагаете.

– Дело тянет на двадцать тысяч фунтов, сэр, – сказал я, вспомнив цену алмаза.

– Дело в необходимости успокоить Рэчел, – мрачно поправил меня мистер Фрэнклин. – Я за нее очень тревожусь.

Он внезапно оставил меня, словно захотел прервать разговор. И я, кажется, понял, по какой причине. Мистер Фрэнклин побоялся выдать тайну – то, о чем говорила на террасе мисс Рэчел.

Фаэтон укатил во Фризингхолл. Я решил, что настало время наедине перекинуться парой слов с Розанной – для ее же блага. Однако удобной возможности не представилось. Розанна спустилась вниз только к пяти часам, дерганая и возбужденная после истерического припадка – кажется, так это называется. По распоряжению миледи она приняла дозу нюхательной соли и была отправлена обратно в постель.

День безрадостно и уныло дотащился до вечера. Мисс Рэчел по-прежнему не выходила из комнаты, заявив, что слишком плохо себя чувствует, чтобы спуститься к ужину. Миледи состояние дочери привело в такое уныние, что я не решился доставлять ей новые волнения рассказом о разговоре между Розанной Спирман и мистером Фрэнклином. Пенелопа упорно считала, что ее теперь отдадут под суд, вынесут приговор за кражу и отправят на каторгу. Остальные женщины взяли Библии и псалтыри и сидели над ними с кислыми, как недозрелый виноград, лицами. По моим наблюдениям, такое выражение всегда появлялось у людей моего круга в случае вынужденной демонстрации благочестия в неурочное время. Что касалось меня, я даже не мог набраться смелости открыть «Робинзона Крузо». Вместо этого я вышел во двор и, соскучившись по веселому обществу, поставил кресло у конуры и разговаривал с собаками.