Виктор Гутеев - Мы система

– Любая работа требует здоровья, – глядя в пол, отвечал свидетель, – во всех без исключения местах, куда мне удавалось устроиться, узнав о моих недугах, от меня избавлялись под любым предлогом. Я и сам думал, зачем я ему такой нужен? Первое, что пришло в голову, – это жалость. Вначале я так и думал, но, узнав Валентина Леонидовича ближе, понял, что ошибался. Он искал единомышленника, а взгляды на очень многие вещи у нас действительно совпадали. Помимо этого, он очень любил говорить, говорить на любые темы, и делал это часами. Мне всегда были интересны его рассказы. Думаю, он нашёл во мне благодарного слушателя, и это тоже сыграло свою роль.

– А сам он умел слушать?

– Умел. Вот только рассказать мне ему было нечего. Вся моя жизнь – это череда неудач, больничных коек и унижений. В саду, школе, училище. Лишь рядом с ним я хоть немного почувствовал себя полноценным человеком, а теперь…, – свидетель поднял глаза на следователя, и плескавшаяся в них боль вновь вызвала в следователе нотки сочувствия, – а теперь эта нелепая смерть.

Решив, что на сегодня хватит, Костров заполнил бланки.

– Это пропуск на выход, – протянул он листок Денису, – а это, – проводив взглядом пропавший во внутреннем кармане пиджака пропуск и пододвинув к свидетелю второй листок, – подписка о невыезде. Распишитесь вот здесь.

– Вы меня подозреваете?

– Судите сами, Денис Витальевич. По данным следствия, вы последний, в чьём обществе видели потерпевшего. Именно с вашего телефона на его номер был сделан последний звонок. В квартире из чужих только ваши отпечатки. Только у вас имелся запасной ключ от квартиры, а следов взлома обнаружено не было. Все улики пока против вас.

– Вы ведь сами сказали, что н понятно – убийство это или несчастный случай.

– Именно поэтому, Денис Витальевич, вы сейчас идёте не в камеру, а возвращаетесь домой. Из города не уезжать. Как понадобитесь, я позвоню, и настоятельная к вам просьба – телефон держите при себе и не отключайте. Повестка – это потеря времени, а в ваших, Денис Витальевич, интересах со следствием дружить и являться по первому требованию. Вы понимаете, о чём я говорю? Да-да, – добавил следователь в ответ на утвердительный кивок, – изолятор у нас просторный. Всего хорошего. Не смею задерживать.

***

Шагая к выходу, ни на что не обращал внимания. Мимо шли какие-то люди, кто молча, кто что-то обсуждая, но погружённый в собственные переживания, Денис привычно отрешился от происходящего. В холле первого этажа мелькнуло смутно знакомое лицо, но Денис, не придав этому значения, предъявил пропуск дежурному и покинул неприветливое здание.

Оперативный сотрудник, майор УВД Западное, Софирин Алексей Сергеевич, напротив, сразу же узнал недавнего знакомца. Проводив взглядом медленно шаркающего в сторону выхода нескладного сутулого парня, опер сделал в памяти зарубку и зашагал к ведущей на верхние этажи лестнице. Когда с делами было покончено, натренированная годами память привычно напомнила ещё об одном деле. Через минуту старший оперативник пожимал руку следователя Кострова.

– Сергеич, – с наигранным воодушевлением воскликнул тот, – и каким же это ветром ваше высочество к нам, сирым, задуло?

– Попутным, товарищ капитан, попутным.

– Ну, садись тогда, – указал следователь на стул, – в ногах правды нету.

– Да и в заднице её, окаянной, нету, – усмехнулся Сергеич, – так, жир один да дерьмо всякое. Встретил тут в холле Шепельнова, от тебя шаркал?

– Отсюда.

– Узнать хотел, – озвучил оперативник цель визита, – по трупу этому эксперты какой вердикт вынесли?

– А с какой целью интересуешься? Ты же, насколько я знаю, от дела этого всеми правдами и неправдами отбивался. И отбился ведь.

– Да работы во, – показал характерным жестом майор сколько работы, – случай просто странный, вот и спрашиваю.

– Эксперты внятного ничего не сказали. Никакого внешнего воздействия на потерпевшего оказано не было. Каких-либо химических веществ на останках тоже не обнаружено. Все сходятся во мнении, что человек просто лопнул. Как мяч перекачанный, лопнул и всё.

– А то, что и кости, и череп разлетелись на ту же слизь, что и мясо, никого не смутило?

– Смутило, Сергеич, да ещё как смутило, у нас тут споры по этому поводу, два дня гремят. Версий миллион, а толку ноль. В итоге сошлись на том, что тёмное это дело, тёмное и непонятное.

– Во-во, – подхватил опер, – я тоже, когда всё это увидел, сильно удивился.