Сергей Михеенков - Примкнуть штыки!

– Братцы, добейте. Только не бросайте. У меня трое детей, мне в плен нельзя.

Голос его становился всё глуше и слабее. Когда к нему подбежали курсанты и начали вытаскивать из кабины, он, откинувшись на спину, молча вздрагивал и судорожно загребал руками вокруг себя.

Раненых положили в кузов другой машины. Отцепили орудие и передок, выкатили на сухое. Орудие от взрыва не пострадало.

Тем временем трое курсантов ощупывали обочину и колеи объездной дороги штыками винтовок. Мин больше не обнаружили.

– Вроде чисто, товарищ капитан, – доложил курсант, стоявший по колено в воде. – Спешили, видать. Одну всего и поставили.

– Если чисто, то тебе, Могильный, и становиться впереди, – сказал комбат. – Пойдёшь впереди машины.

Курсант-артиллерист Могильный, на которого злой волею судьбы были возложены обязанности сапёра, хотя сапёрное дело он знал не лучше своих сокурсников по училищу, с готовностью выбежал вперёд, к кабине второй полуторки, к которой уже прицепили передок со снарядами и орудие. Остальные снова облепили борта и орудийный щит.

– Р-раз-два, взяли! И-и р-раз-два!..

Воронцов упирался плечом в холодный мокрый щит. Хрустели суставы, варом обжигало напрягшееся тело, которое, как и машина, всё дрожало, отдавая последнее. И всем им, облепившим орудие и полуторку, в эту минуту казалось, что только от него, именно от него одного, зависит сейчас, вытолкнут они из болотины пушку или нет. Жить им дальше или не жить. Воевать или умереть здесь, на этом проклятом переезде, который им уже стоил одной жизни и потери грузовика. И расслабься любой из них, понадейся на товарища, сил у которого побольше, чем у тебя, отними окаменевшие руки от борта, чтобы хоть на мгновение дать им отдохнуть, и орудие застопорит своё движение и начнёт вязнуть и проваливаться в прорву. И тогда уже его не спасти.

– Над-дай! Над-дай!

– Да мать же вашу!.. Ловчей навались! Жить хотите ай нет! Танки вон уже рядом! Ревуть за горкой! – это взвился кто-то из пехотинцев, поливая матом ослабевших товарищей и тяжёлое орудие, которое слишком медленно продвигалось вперёд.

Тяжело, загребая щитом болотную жижу, орудие продвигалось вперёд. Его уже, пожалуй, не толкали, а надсадно несли на руках, проваливаясь по колено в болотную жижу.

Комбат Базыленко месил болотину вместе со всеми. «Если промешкаем ещё немного, если сейчас не пойдёт и если застрянем на подъёме, – думал он лихорадочно, – танки успеют выйти на пригорок и оттуда расстреляют нас как куропаток. Или придётся стрелять прямо отсюда, из болота». Он просчитывал и этот вариант. Курсанты и пехотинцы тоже беспокойно оглядывались на дорожную просеку вверху, на холм, за которым слышался гул танковых моторов. Они понимали, что капитан Базыленко без боя орудие не бросит и их никого от себя не отпустит, пока орудие сможет стрелять.

– Над-дай! Ну, ребята, ещё немного! Не стрелять же нам отсюда!

Уже залегли на обочине пехотинцы с ручным пулемётом.

– Бревно! Бревно в колею!

– Давай!

– Пошла-пошла-пошла!

– Эх, Маша, душа моя! Как пошло! А ты боялась!.. – смеялся весь изгвазданный серо-зелёной тиной пехотинец, который давеча материл всех.

Полуторка медленно выползла на другой берег ручья. Теперь, когда толкавшие орудие совсем обессилели и отвалились от бортов, она наконец зацепилась колёсами за твёрдое, уверенно поволокла и себя, пушку с передком, на пологий берег, к насыпи. В кузове стонали раненые.

Полуторка едва успела выбраться на дорогу, как с той стороны ручья появились мотоциклисты. Тут же заработал пулемёт пехотинцев. Из лощины ударил не очень организованный винтовочный залп, защёлкали одиночные выстрелы. Видно было, как один из мотоциклов опрокинулся в кювет, а другой сделал крутой разворот, перескочил через кювет и остановился в берёзах. В коляске вспыхнул огонёк, с грохотом затрепетал, и жёлто-розовые нити трассирующих пуль потянулись вниз, к переезду, защёлкали по ольхам, подняли фонтанчики грязи на дорожных колеях, впились в борта полуторки, ломая их и кроша. В кузове закричали раненые, но в их стонах, казалось, уже слышалась надежда на спасение.

– Скорей! Уходим!

Трое пехотинцев, подхватив винтовки, перебежали по балкам взорванного моста на другой берег ручья. Им подали руки, втащили в кузов уже выезжавшей на гору машины. Пулемётчик, стрелявший из «дегтяря», продолжал лежать за толстым обломком сваи, вывернутой мощным взрывом и выброшенной из ручья на дорогу. Он поменял диск, прижал приклад плотнее и послал длинный трассер в сторону мотоцикла.